Загубленная жизнь Евы Браун - [165]

Гитлер решил, что, как только советские войска достигнут садов рейхсканцелярии, начнется массовое самоубийство обитателей бункера. Теперь уже мгновение было неотвратимо. Смех сквозь слезы: он назначил новое правительство, утвердив кандидатуру Геббельса на пост канцлера. 28 апреля он созвал своих немногочисленных соратников и объявил им, что собирается покончить с собой. Он всегда был одержим самоубийством, и вот оно стало последним испытанием на верность. Завершив речь, он раздал капсулы с цианистым калием, как конфеты, будто испытывая мрачное удовлетворение от того, что столь многие, кто разделял с ним жизнь, последуют за ним и в смерти. (Капсулу Ханны впоследствии изучал следователь, ведший ее допрос. Это был маленький латунный цилиндр с откручивающейся крышкой, внутри которого находилась крошечная, хрупкая стеклянная ампула, содержащая около половины чайной ложки темно-коричневой жидкости.) Фюрер объяснил, как принимать яд: раскусить зубами ампулу и быстро проглотить содержимое. (А как же стеклянные осколки? Смерть будет мгновенной, вы ничего не успеете почувствовать.) Они слушали как завороженные. В последние часы Рейха хватка Гитлера не ослабла. Все присутствующие исполнились решимости разделить его судьбу, вкусив отравленное угощение из его рук.

Позже он сказал своим секретарям и Еве, что лучший способ умереть — это выстрелить себе в рот. Как и следовало ожидать, Ева сказала, что не может приставить пистолет к своей голове — она хочет быть красивым трупом. Она предпочла бы яд.

«Интересно, это очень больно? Я так боюсь долго мучиться. Я готова героически умереть, но хочу, чтобы это хотя бы произошло безболезненно».

Услышав ее заявление, Траудль и фрау Кристиан тоже попросили цианистого калия, и Гитлер выдал им по капсуле, извиняясь, что не может преподнести лучшего прощального подарка.

Выдержка не подвела Еву. Гитлер наконец-то понял, кто из его свиты верен ему по-настоящему. Всего несколько храбрецов, как Гюнше и Хайнц Линге, его личные камердинеры, да женщины, в первую очередь — Ева. Пришла пора удостоить ее публичного признания, прописав ее имя рядом со своим в анналах истории. Они намеревались умереть вместе. Почему бы не сделать это как муж и жена?

Потом несколько женщин удалились в комнату Евы. Траудль Юнге вспоминает:

Ева сказала мне и фрау Кристиан: «Держу пари, вы снова будете рыдать сегодня вечером».

Мы в ужасе воззрились на нее: «Что, так скоро?»

«Нет, нет, это другое. Мы будем взволнованы происходящим, но пока что я не могу сказать вам больше».

Тридцатого апреля несколько адъютантов Гитлера, в том числе Николаус фон Белов, покинули бункер.

На протяжении этих апокалиптических дней доброта и внимательность Евы оставались неизменными, хотя подчас удивительно непрактичными. 30 апреля она пригласила Траудль Юнге к себе в гардеробную, открыла шкаф и вытащила роскошное манто из лисьего меха: одеяние кинозвезды, достойное ее мечты о карьере в кино. Она сунула его в руки Траудль. «Возьмите себе, — сказала Ева. — И носите с удовольствием».

В популярной немецкой песенке, часто звучавшей по радио, чтобы поднять боевой дух солдат и подбодрить их семьи, были такие слова: «Es geht alles vorüber, es geht alles vorbei,/Nach jedem Dezember kommt wieder ein Mai». «Все перемелется, не унывай./За декабрем вновь приходит май». Для Евы май не наступит.

Глава 29 Фрау Гитлер на тридцать шесть часов

Бункер окончательно выпал из реальности — бетонный ад, населенный зомби. Наверху содрогалась земля, внизу всякий помнил о смерти. Воображение не выдерживало картин неотвратимой участи, которой никто не сумел предвидеть. Но даже в чрезвычайных обстоятельствах простые человеческие чувства то и дело просыпались в обитателях бункера. Ночью 27 апреля состоялась скромная свадьба, как пролог к грядущему, куда более величественному и краткому, бракосочетанию. Церемония проводилась в некогда роскошном зале изуродованной бомбами рейхсканцелярии с разваливающимися на глазах стенами и настороженно глядящими во тьму окнами. Траудль Юнге описывала свадьбу:

Одна из кухарок выходила за своего милого, водителя моторизованного эскорта. Храбрец даже ухитрился проехать по разрушенным улицам Берлина за матерью и родными невесты, чтобы они посмотрели, как их девочка выходит замуж. Муниципальный чиновник произнес речь, но когда новобрачные соединили руки, стены затряслись и окна задребезжали так, что торжественных слов никто толком не услышал. Все поздравили молодую пару и вернулись в бункер смерти.

Когда с формальностями было покончено, гости отпраздновали событие. Один играл на губной гармонике, другой на скрипке, и новобрачные танцевали народные танцы своих родных деревень. Неизвестно, удалось ли молодым бежать из Берлина, прожить обычную жизнь вдвоем, завести детей и кануть в благословенное забвение.

Ева Браун знала, что у нее на подобный исход надежды нет. Прожив в неизвестности большую часть жизни, она, как по волшебству, возникла в кругу Гитлера под самый конец. Двенадцать лет ее имя не упоминалось, теперь же вдруг она сделалась вездесущей. О последних двух месяцах ее жизни известно больше, чем о предыдущих тридцати трех годах. Те, кто пережил падение бункера, расхваливали или очерняли ее в беседах с журналистами и историками, и в результате ее предсмертные дни можно восстановить буквально по часам.