Загробная жизнь - [17]

Вот как христианин смотрит на смерть. Вот как он провожает и дорогих сердцу в загробный мир. Не слышатся  ли в его словах победные слова: «смерть, где твое жало? ад, где твоя победа?» А вот послушайте, что он пишет к скорбному мужу умирающей сестры: «Я всегда молился и молюсь, чтобы Господь дал сестре пожить, пока последние дети станут на ноги. Но судя по тому, что вы мне сказали, теперь уже надо молиться о мирной кончине. Что же делать? Что судил Бог, тому надо покориться. Что умирает – ничего необыкновенного нет. Вслед за ней и мы пойдем той же дорогой. Это – общий всех путь. Но все же смерть поражает всех и ко всем умирающим мы относимся так, как бы они нечаянно умерли.

Вы останетесь доканчивать воспитание и устроение детей, а она отойдет, и там что нужно и можно приготовит для встречи вас. Будьте мужем силы. Скрепите силы и мужайтесь. Ведь сестра-то сама не умрет: тело умирает, а личность умирающего остается. Переходит лишь в другие порядки жизни. Вот и вы, пока она отойдет, - в тот же мир переходите вниманием.  В теле, лежащем под образами и потом выносимом – ее нет. И в могилу не ее прячут. Она в другом месте. Так же жива, как и теперь. В первые часы и дни будет около вас… И только ни поговорить, да и увидеть ее нельзя, но она – тут. Вникните в это. Мы, остающиеся, плачем об отшедших, а им сразу легче: то состояние отрадное. Те, которые обмирали и потом вводимы были в тело, находили его очень неудобным жилищем. То же самое будет чувствовать и сестра. Ей так лучше, а мы убиваемся, будто с нею беда какая случилась. Она смотрит и, верно, дивится. Я всегда был такого мнения, что по умершим не траур надо одевать, а праздничные наряды. Ну, останкам почившего надо отдавать некий почет, что совершенно справедливо, но зачем к этому телу у нас обращаются, как к живому лицу – удивляться надо. У Господа нет мертвых, у Него все живы. А мы, насмотревшись на тело, - синеватое, глаза впали и т.д. – именно это изображение запечатлеваем, и этот-то обман раздирает сердце. Потом придет в голову мысль: сырая могила… мрачная… увы!... бедный, несчастный наш умерший! А на самом-то деле: он в светлом месте, в состоянии, полном отрады, свободный от всех связанностей… прелесть как ему хорошо. И все так же жив, как был вчера, накануне смерти! Только ему было хуже, а теперь лучше. Что его не видно, это не потеря, он бывает тут. Отошедшие быстродвижны, как мысль, они еще ближе становятся нам, чем были здесь, ибо здесь мы часто отделены от любимых пространством, а невидимое бытие сокращает разделение, так что вспомни лишь об умершем (только сердечной, живой памятью) – он тут и есть.

У отошедших скоро начинается и подвиг переходи через мытарства. Тут нужна сестре помощь. Думайте об этом, и вы услышите вопль: помоги! Вот на что надлежит нам устремить все внимание и всю любовь к ней. Я думаю, самый действенный показатель любви вашей к усопшей будет то, если вы в минуты отхода души погрузитесь в молитву о ней в новом ее состоянии и новых неожиданных нуждах. Начав так, непрестанно молитесь Богу о помощи ей, особенно в продолжение шести недель, да и далее. В сказании Феодоры – мешок, из которого Ангелы брали, чтобы отделываться от злых духов, были молитвы ее старца. То же будут и ваши молитвы. Не забудьте так сделать – вот и любовь! Поскорее и меня известите… и я тоже начну, и дети пусть так делают… А слишком горевать и убиваться – мало имеет смысла».

А вот еще письмо того же подвижника к матери, схоронившей свою дочь и искавшей у него утешения:

«Милость Божия да будет с вами! Плачьте, плачьте! В этом нет ничего неестественного и укорного. Диво было бы, если бы мать не плакала о смерти дочери. Но при этом надо знать меру: не убиваться и не забывать тех понятий о смерти и умерших, которые даются нам христианством. Умерла! Не она умерла, а умерло тело; а она жива и так же живет, как и мы, только в другом образе бытия. Она и к вам приходит и смотрит на вас. И надо полагать дивится, что вы плачете и убиваетесь, когда ей лучше. Тот образ бытия выше нашего. Если бы вы могли поговорить с нею лицом к лицу и попросили опять войти в тело, - она ни за что не согласилась бы. Зачем же вам вступать с ней в такое разногласие, какая уже тут будет любовь? Нельзя не пожалеть, что вам не пришлось лишний раз взглянуть в очи ее, последнее дать ей объятие материнской любви. Ну, вот и поплачьте. Только все немножко, телесные очи ее закрылись, а душевными она смотрит; смотрите и вы на нее душою своею. Не воображайте ее в могиле. Ее там нет, там тело ее, а она вне, и теперь, может быть, около вас стоит. Язык ее замолк, но она не лишена говорить вам в сердце. Внимайте и услышите: «Мамочка! не тужи и не убивайся! Я с тобою и мне очень хорошо!» Отвечайте же и вы ей: «Ну, слава Богу, что тебе лучше!» Объятия ее застыли, не прострутся более, но она собою, как душа, может обнять вашу душу и так же тепло, как теплы обычные объятия. Отвечайте же и вы спокойно, не метущеюся, теплою памятью о ней… Вот и все. Благослови вас, Господи, и утеши!»

Каким благородным миром веет от этих строк! Но что же значит, что сердце наше часто болезненно сжимается при мысли о смерти, и из груди вылетает невольный вздох: а все же страшно умирать!... дело понятное: ведь все утешения относятся к умирающим «о Господе», а «о Господе» умирает только тот, кто здесь живет для Господа по заповедям Господним. Наша светлая радостная вера говорит нам, что придет то время, когда мы увидимся с нашими дорогими умершими и будем жить вместе, неразлучно, вечно. Вот как одни из служителей Божиих, известный протоиерей Родион Путятин, говорит об этом: «Связанных союзом любви не разлучит Бог, Который есть беспредельная любовь.  Слово Божие ничему нас так не учит, как взаимной любви, вечной любви учит нас. Почему же ты думаешь, что научая здесь нас  любить друг друга, Бог будет по смерти отлучать нас о этой любви? Неужели же, соединяя нас здесь узами родства и дружбы, сближая нас мыслями и пожеланиями, Бог будет по смерти разлучать, отделять друг от друга, разрывая всякие наши узы?»