Заговорщики в Кремле: от Андропова до Горбачева - [46]

В том же Рыбинске, в те же годы, когда Андропов безуспешно пытался овладеть знаниями на уровне техникума речного пароходства, учился молодой Андрей Кириленко. Но только не в техникуме, а в чрезвычайно модном в связи с бурным развитием самолетостроения авиационном институте, который отлично окончил и работал далее инженером-конструктором на авиазаводе. Кириленко, конечно, знал Андропова, знал как неудавшегося студента и начинающего комсомольского работника. Можно представить его удивление, когда через много лет он вновь встретился с периферийным недоучкой на высшей партийной площадке страны. Нетрудно вообразить также и андроповские комплексы в связи с блестящей, по тем временам, трудовой карьерой Кириленко. Одним словом, у Андропова имелись свои счеты с Кириленко, о которых тот даже не догадывался. И он сквитался с соперником в том числе и за былые юношеские унижения: сойдясь в Кремле у партийного руля, устранил Кириленко из Политбюро.

Комсомольская карьера Андропова, начавшаяся в рыбинском техникуме, не обладала дальними перспективами. Ему бы тянуть и тянуть бесконечную лямку, если бы не сокрушительные сталинские чистки, в результате которых Андропов неожиданно для себя по причине полного изничтожения местных комсомольских кадров назначается в 1938 году первым секретарем обкома комсомола Ярославской области, в которую входил и город Рыбинск. Если собственные природные данные были против него, то на него работали обстоятельства.

Он отличался настолько редкостной неспособностью к любого вида учебе, что партийным покровителям приходилось буквально вталкивать его то в одно, то в другое учебное заведение, дабы протеже соответствовал образовательному цензу для высших аппаратных работников. Но Андропов так и не окончил ни университет в Петрозаводске, куда его усиленно рекомендовал благожелательный патрон Отто Куусинен, ни позднее Высшую партийную школу в Москве пр ЦК КПСС, не закончить которую было попросту невозможно: такие льготы и послабления делались там для ответственных аппаратчиков.

Вполне возможно, что именно низкий по сравнению с сотоварищами по партии образовательный уровень стал одной из причин замедленного движения партийной карьеры Андропова. Для Москвы он был слишком провинциален и недалек и только благодаря личным усилиям Куусинена оказался вместе с ним в столице, где пришлось бы тоже долго тянуть партийную лямку, как до того комсомольскую, не подвернись Венгрия, а в ней не вспыхни революция. Только тут наш герой сумел проявиться в полной красе своих интриганских возможностей и с того времени мог с полным правом сказать, что всем в жизни обязан исключительно себе.

В действительности он говорил несколько иначе, хотя по сути то же самое. Один наш московский знакомый, бывший советский шпион на Ближнем Востоке, а сейчас преподаватель арабского языка в одной из школ при Комитете госбезопасности, рассказывал нам, что любимой присказкой Андропова стали слова Маяковского: “Мы диалектику учили не по Гегелю".

Самой своей судьбой Андропов противопоставил практику теории, непосредственный жизненный опыт — недававшейся учебе, и это не впервые в Кремле недоучка побеждал образованных. Так в свое время произошло со Сталиным, который был исключен из духовной семинарии за академическую неуспеваемость, хотя позднее его советские биографы утверждали, будто за революционную деятельность. Товарищей по партии, которых он впоследствии почти всех уничтожил, Сталин ненавидел в том числе и за их образованность, знание иностранных языков, за то, что никогда не мог, по невежеству, участвовать в их теоретических спорах. Всех их он презрительно называл “умниками".

У Андропова, когда он стал во главе Комитета госбезопасности, образовательный “комплекс неполноценности" выразился более сложно, чем у Сталина. Именно при нем сотрудники КГБ были вовлечены в интенсивный созидательный процесс: усиленно занимались мифотворчеством, создавали и тут же обнародовали “чекистские легенды", распространяли слухи и занимательные истории, которые в совокупности слагали идеализированный образ карательного ведомства. С конца 60-х годов популярную литературу, но прежде всего экраны кино и телевизоров энергично оккупировал современный чекист, демонстрирующий свое умственное превосходство над противником, кем бы тот ни был — агентом ЦРУ за границей или внутренним врагом. Советский тайный агент Штирлиц из популярной телевизионной серии “Семнадцать мгновений весны", пробравшийся в штаб-квартиру нацистов, побеждал врага не грубыми силовыми приемами и не хитрыми манипуляциями с пистолетами и другими видами секретного оружия, как симпатичный громила Джеймс Бонд, а сугубо интеллектуальными средствами.

Патриотический образ взлелеян самим Андроповым и отражает идеальное представление о КГБ как “мозговом центре" Советского Союза, а о его сотрудниках — как интеллектуальных суперменах с самым высоким по стране умственным коэффициентом и наивысшей рабочей эффективностью. Зарождение и развитие этого образа в голове Андропова имеет длинную предысторию, начинаясь от смутного, им самим затемненного детства, когда мальчик Юра во время гражданской войны на Северном Кавказе собирал гильзы от патронов на шпалах железнодорожной станции Нагутская. Позднее, в Отечественную войну, когда комсомольский активист Юрий Андропов брошен партией в Карелию на организацию партизанских отрядов в тылу врага, картинный образ советского разведчика оплотнился реальностью, но сохранил всю возвышенность мечты недалекого паренька из провинции. Уже в этой эффективной мечте проступают знакомые очертания телефильмов конца 60-х годов о работе советской агентуры в тылу врага: Андропов очень любил серийные выпуски, отражающие в идеализированном виде специфический опыт его военной молодости.