Заговор Ван Гога - [40]

– Значит, имелись причины. Кем бы он ни был, моя жизнь прошла без него! Какое мне вообще дело до Сэмюеля Мейера!

Хенсон потянулся, чтобы успокоить ее, но Эсфирь оттолкнула его руку.

– Вы пролетели тысячи миль, чтобы с ним повидаться, – сказал Томас. – И совершенно случайно у него на чердаке оказался Ван Гог. И разумеется, это чистое совпадение, что Манфред Шток убивает вашего отца, а потом из кожи вон лезет, чтобы взорвать самолет, на котором вы летите… Знаете, я, к вашему сведению, работаю полицейским, а мы не верим в случайные совпадения. В нашем профессиональном мире их не бывает.

Она раздраженно плюхнулась на стул. Настала долгая пауза.

Затем Хенсон шагнул вперед и загородил Эсфирь спиной.

– Послушайте, мне не хочется мешать вашей приятной беседе, но я, кажется, уже объяснял, что дело выходит за рамки местной юрисдикции.

– А вот этого не надо, – сказал Томас. – У меня на руках убийство, инцидент с заложниками и даже дохлый пес в придачу.

– Террористический акт будет чуток поважнее, чем старая картина или тот, кто ее украл, – присовокупил Марсден.

– Скажите это шести миллионам мертвых евреев, – мрачно ответила Эсфирь.

Вновь наступила тяжелая пауза.

– А вам не кажется, – сказал Хенсон, – что решение одной загадки даст ответ на все остальные? Кто такой Шток? Что вы о нем знаете? Откуда вообще всплыло его имя?

Говоря это, он смотрел на Марсдена, хотя помнил, что именно Томас назвал Штока Манфредом. И неудивительно. Такого рода информация, скорее всего, поступила по каналам ФБР, а вовсе не из городского управления полиции. Кроме того, у Хенсона имелось больше рычагов воздействия именно на федералов.

Когда Марсден выпятил челюсть и, не говоря ни слова, нахально уперся взглядом в его лицо, Хенсон добавил:

– Вон тот телефон видите? Хотите поговорить с министром юстиции Соединенных Штатов? Могу организовать. Только потом не жалуйтесь, когда у вас будут проблемы.

Марсден зло прищурил глаз, но все же ответил:

– Манфред Шток – гражданин Чили. Его имя связано с несколькими тамошними корпорациями. Униформа для пиночетовского режима. Крупные скотоводы. Горнодобывающая промышленность. Судя по тем данным, что они нам предоставили, ему давно за восемьдесят.

– Да нет, тот был средних лет, – запротестовала Эсфирь. – Я бы дала ему где-то пятьдесят пять. Вы разве не слышали, что сказал грузчик?

Хенсон вскинул руки.

– Миранду держал в заложниках восьмидесятилетний старец?!

– Нет, но тот чилиец, который прошел через аэропорт Лос-Анджелеса за два дня до убийства Сэмюеля Мейера, имел документы на имя Манфреда Штока. Его приметы совпадают с описанием, полученным с паспортного контроля.

– Ив паспорте было сказано, что ему за восемьдесят?

– Нет, хотя именно так заявили чилийские власти, когда мы обратились к ним с запросом на Манфреда Штока.

– Получается, их двое? – спросила Эсфирь.

– Опять нет, – ответил Марсден. – Он, должно быть, подделал паспорт на имя Штока. Или же чилийцы ошиблись. К ним еще в девятнадцатом веке пожаловала масса иммигрантов из Германии. Немецкие имена – обычное дело. Как бы то ни было, мы точно знаем, что наш мальчуган вчера взял напрокат «бьюик» в аэропорту Мидуэй.

– Если он еще здесь, мы его найдем, – сказал Томас.

– А чилийцы не упоминали, что настоящий Манфред Шток был когда-то полковником? – спросила Эсфирь.

– Во всяком случае, не в их армии. Даже никаких почетных званий не имел, – сказал Марсден.

– Мейер называл его «штандартенфюрер Шток», – возразила Эсфирь. – Я абсолютно уверена. А потом убийца сказал, что он никакой не штандартенфюрер. Мог ли Мейер принять пятидесятипятилетнего Манфреда Штока за более старого? За того, с кем он был знаком раньше?

– За отца или дядю? Может быть, – сказал Хенсон. – Или убийца вообще не имел к ним отношения, а Мейер просто перепутал. Что-то всплыло со времен войны, какое-то похожее воспоминание.

– Мы с вами забываем, что некий Манфред Шток проник-таки на территорию США, – сказала Эсфирь. – Не слишком ли много совпадений, пусть даже с военными воспоминаниями?

– Я не верю в совпадения, – тут же вставил Томас. Марсден сложил руки на груди.

– Я хочу знать, при чем здесь «Мосад », – твердо заявил он.

– Ни при чем, – отреагировала Эсфирь. – Я ничего не знаю про «Мосад».

– Ясно. У нас два… нет, уже три покушения на жизнь агента «Мосад», и они никак не связаны между собой? Прошу прощения за свой иврит, но дело пахнет далеко не кошерно. Я бы сказал, от дела просто разит.

Зазвонил телефон. А потом еще раз. И еще. Четыре раза прозвучал звонок, но Марсден даже не шевельнулся, поджидая реакцию девушки. Эсфирь же буравила его взглядом, будто пыталась рентгеном прощупать мозги.

– Вы на звонки не отвечаете? – поинтересовался Хенсон.

Марсден резко сдернул трубку с аппарата и, что-то бормоча, повернулся спиной.

Томас поиграл карандашом.

– У вас нет никаких прав тащить свою войну сюда, в Чикаго, – сказал он.

– «Мосад» тут ни при чем, – упрямо повторила девушка.

Марсден сердито бросил трубку.

– Вас троих доставят военным самолетом в Амстердам.

– Военным? – удивилась Эсфирь.

– Троих? – Хенсон даже подумал, что ослышался.

– ВВС НАТО. Вы двое и Ван Гог, – ответил Марсден. – Скажите спасибо голландскому правительству.