Заговор в золотой преисподней, или Руководство к действию - [32]

Гинцбурга не надо было учить. Он сам хорошо знал, как и что надо делать. И когда вопрос с Хитровкой был «замылен» на очередном заседании московской Думы, так что ни пламенные речи русских патриотов, ни сиятельные москвичи не добились своего, он немедленно приступил к реализации плана «Хитровка плюс». Через подставное лицо, через буфетчика в «Каторге», он приобрел самый доходный дом Степанова и взял на учет все доходные и расходные статьи. Перешерстил съемщиков квартир, обслугу, подобрал верных ловких людей и пустил обновленный доходный дом на полный вперед.

Под конец своей полугодовой миссии ему захотелось немного расслабиться, развлечься, прежде чем отправиться восвояси домой. И тут ему услужливо предложили некую княжну. Хитрованскую раскрасавицу, о которой тут ходили легенды. Гинцбург навел нужные справки о ней и с удивлением обнаружил, что она на самом деле княжна. Незаконнорожденная Голощекина. Так гласила легенда Натальи Голощекиной. Высокородные родители ее подбросили на Хитровской площади к подъезду дома Румянцева, Так и стала она Натальей Румянцевой — Голощекиной. Ее вырастила толстая и грубая съемщица квартиры, где квартировали воры, разбойники, крупные грабители и аристократы — нищие. Когда тонконогая красивая девочка выросла, ее развратил некий Степка Махалкин. Потом он загремел в тюрьму, а красавица — «княжна» пошла, как говорится, «по рукам». Правда, ее держали только для высокопоставленных клиентов. И жила она в силу своей исключительной красоты и спроса на нее в благоустроенном, не как все, флигельке на втором этаже.

Целый месяц занимался с нею Гинцбург в шикарном нумере Славянского Базара, но пришло время возвращаться домой в Питер. И он заботливо передал из рук в руки красавицу — «княжну» своему протеже — подставному владельцу доходного дома Якову Ярошенко. С условием, что тот будет ее оберегать и опекать, не бескорыстно, конечно, а он, Гинцбург, будет наезжать к ней из столичного Петербурга. И чтоб все было чисто!..

Но случилось тар, что Ярошенко влюбился в «княжну». И потерял голову.

Сам он был сыном еврея — выкреста. По натуре робкий, тем не менее, в деле ушлый, он в полгода разбогател и стал подумывать, как бы ему умыкнуть «княжну» у Гинцбурга.

Толстая нудная жена его, вечно больная и раздраженная, припекла его своей непотребностью. Что называется, достала до самых печенок. И вот пришел день, когда, взвесив все «за» и «против», бывший Янкель Рубинштейн, а теперь Яков Ярошенко, владелец самого доходного дома на Хитровке, переступил порог заветного флигелька.

Наталья приняла благосклонно его ухаживания. И даже поклялась в любви вечной и бесконечной.

В тот вечер, когда она ему отдалась, было морозно, окна затянуло ледяным узором. Яков и княжна поднялись к ней на второй этаж крадучись, чтоб их не заметили. Закрыв за собой дверь, она резко обернулась, припала. Он почувствовал ее дурманящий запах. Включил свет. Осмотрелся. В комнате было два окна, выходивших во двор. Посредине круглый стол. И еще письменный столик у окна. Шкаф, оттоманка и туалетный столик возле нее. Два закругленных кресла, обитых темно — малиновым бархатом, и несколько такого же цвета стульев. Бедно, но уютно. Ничего! Это поправимо, подумал озабоченно Яков.

Наталья задернула занавески на окнах, сняла каракулевый сак, спрятала его в шкаф, и предложила Якову, переминавшемуся в прихожей, тоже раздеться. Сняла с себя черный вязаный платок и отколола темно — каштановые волосы. Они упали на плечи водопадом. Сама стройная, обтянутая черной шерстяной юбкой. К серым, сверкавшим блудливым светом глазам ее хорошо подходила шелковая бледно — золотистого цвета блуза с пышными рукавами. Белые лицо и шея притягивали взор. В мочках маленьких ушей — янтарные с золотом серьги. Она источала обещание радости и праздника.

Оживленная, радостная, подошла к туалетному столику, быстрым движением гребня поправила слегка волосы на голове, смочила одеколоном кончик пальца и мазнула за ушами. Улыбнулась летучей улыбкой, заметив, как любуется ею Яков, стоя в нерешительности за спинкой кресла.

— Ну как тебе у меня?

— Отлично! Со временем переедешь в хороший дом…

Не раздумывая долго, привычная к быстрому сближению, она взяла его за руку и повела за драпировку. Там он увидел широкую никелированную кровать, покрытую атласным стеганым одеялом. Две взбитые подушки. И несколько маленьких подушечек, вышитых шелком и уло — женных рядком вдоль стены. На стене коврик, тоже вышитый шелком с изображением голубого озера, по которому плавают белые лебеди, а на берегу резвятся полуголые девушки. Венчал коврик маленький образок Владимирской Божьей Матери. А под ним фотография Степки Махалкина в бамбуковой рамке. У Якова нехорошо заныла душа при виде фотографии Степки. Подумалось о том, как Степка похаживал сюда. И как все у них было здесь, вот на этой широкой кровати.

Она вдруг быстро сбросила комнатные туфли, впрыгнула на кровать и потянулась снять фото своего дружка со стенки. Высоко оголились ноги. Якова обдало жаром. С ужасом подумал: «И как же теперь я?! Она же ведь ишозойна!» (Проститутка).