Заговор в начале эры - [144]

— Ты прав, — грустно согласился Цезарь, — но это участь всех родителей, не понимающих своих детей.

— Он меня позорит, — горячился Красс, — почему сыновья Помпея не увлекаются сочинениями Цицерона? Больше всех на свете я не люблю этого болтуна, и, похоже, боги решили посмеяться надо мной.

Менее всего Цезарю хотелось говорить о сыне Красса. Но его собеседник вдруг сказал:

— Завтра Цицерон призовет их что-либо совершить против нас, и они пойдут на все, даже против собственных отцов. Какой позор!

— Что ты сказал? — встрепенулся Цезарь, отвлекаясь от невеселых мыслей.

— Молодежь находится под влиянием Цицерона, — проворчал Красс, — во всяком случае, очень многие.

— Это хорошая мысль, — медленно произнес Цезарь, — особенно если вдруг выяснится, что сыновья наших оптиматов готовят заговор против нас и Помпея. Лучше против Помпея, за ним стоят легионы.

— Хвала богам, мой сын такого не совершит, в этом я уверен, — жестко сказал Красс.

— Твой — да, а другие? Это очень интересное предложение, Красс.

Красс, не любивший, когда Цезарь говорил загадками, не ответил ему, задумавшись, а затем вдруг сказал, переводя разговор на другую тему:

— Ты слышал о смерти консуляра Квинта Цецилия Метелла Целера?

— Конечно. Он даже не успел выехать в Галлию, куда был назначен наместником.

— Ему был разрешен набор трех легионов, — алчно произнес Красс, — это большая сила. По нашим обычаям, его должен заменить один из нынешних консулов.

— Я подумаю над твоими словами, Красс, — согласился Цезарь, — а ты подумай над моими.

На следующий день, уже успокоившийся и серьезный, как никогда, Цезарь присутствовал на бракосочетании своей дочери. Одетая в белую тунику и специальную женскую тогу, стянутую поясом, завязанным «узлом Геркулеса», Юлия стояла бледная и торжественная, как все невесты. Лицо девушки покрывала короткая фата шафранового цвета, называемая в Риме нупта.

У невесты была необычная форма прически, характерная для весталок, когда шесть прядей волос, переплетенных с шерстяными нитками, укладывались под свадебный венок из цветов.

Обряд жертвоприношений совершал старый жрец Пакувий, приносивший жертвы: Юноне — супруге Юпитера, богине брака и супружеской любви, Теллуре — богине земли и Церере — богине плодородия. Рядом присутствовали Марцелл и Аврелий Котта — жрецы из коллегии понтификов.

Юлию вывели в триклиний, где ее уже ждал Помпей, одетый в белоснежную тогу без отличительной каймы. На голове у него был лавровый венок триумфатора.

Цезарь, стоявший недалеко, с гордостью подумал, как прекрасна его дочь в качестве молодой женщины. Впервые он взглянул на нее глазами мужчины, и снова дикая острая ревность болью отозвалась в его сердце. Словно от него уводили молодую красивую жену, с которой он прожил много лет.

Новобрачные сели в огромные, искусно отделанные резные кресла, покрытые шкурами жертвенных буйволов. За ними расселись остальные гости.

Двое маленьких детей поднесли им куски пирога. Помпей откусил свой кусок, Юлия чуть притронулась. Стоявшие перед ними два маленьких мальчика, улыбаясь, глядели на них, толкая друг друга.

После этого начали подавать различные блюда.

Непонятно почему, Цезарь ревниво следил за каждым внесенным блюдом, словно пытаясь устроить заочное соревнование с пиршествами Лукулла. Аврелия, понимавшая его состояние, только усмехалась.

В этот день в доме Цезаря подавали фрукты из Испании и финики из Азии, рыбу, пойманную у берегов Греции, и сало, заготовленное в Нумидии.

Искусные повара приготовили каждому гостю зажаренного голубя, начинив его орехами и бобами. Зайцы, откормленные к этому дню, подавались в оливковом масле с медом и грушами. В тыквы закладывали уток, приготовленных на пару. Лучшие сорта вин подавались целыми амфорами, а рабы ставили рядом горячую и холодную воду для разбавления слишком крепких напитков. Улитки и моллюски, поданные по киликийским обычаям почти сырыми, сменялись огромными змеями из муки, начиненными куриными яйцами с орехами и чесноком.

В этот день повара Цезаря даже превзошли мастеров Лукулла, приготовив на молоке львиц, отловленных в Египте, языки павлинов и фламинго.

После того как рабы подали десерт, наступила пора прощания. Цезарь, почти не притронувшийся к пище, вдруг почувствовал, как трудно ему оторваться от ложа.

По традиции, Юлия должна была подойти к отцу и матери, чтобы попрощаться. Вместо матери рядом с Цезарем встала ее бабушка Аврелия.

Юлия подошла к отцу. Он, ловивший ее взгляд за фатой, не сумел выдавить ни слова.

— Папа, — сказала девушка, и он впервые почувствовал, как ноги отказывают ему. Качнувшись, он устоял.

В глазах у Юлии были слезы.

«Господи, — с испугом подумал Цезарь, — что со мной? Еще немного, и я не выдержу. Она ведь, кажется, любит Помпея».

Юлия подошла к Аврелии, которая сказала ей несколько успокаивающих слов. Девушка согласно кивнула головой.

По обычаю, Юлия должна была громко кричать, отказываясь идти в дом жениха, и только пронуба, своеобразная сваха на свадьбе, должна была вырвать ее из рук матери. Но Юлия, отойдя от Аврелии, подошла к Помпею и кивнула ему.

Пронуба Флавия подошла к ней поближе. Она была женой Мурены. Весь город знал ее набожность и целомудрие. Встав лицом к Юлии и Помпею, она сказала: