– Извини, – я поцеловал голубую подковку на ее левой ладошке.
– Я подумаю, – не торопилась прощать меня Анна.
Я настаивал:
– Ну, извини и расскажи, расскажи про своего новоявленного поклонника.
Анна не долго мучила меня:
– Ладно уж, так и быть… А поклонник у меня не новоявленный, но очень странный. Сегодня он у нас из «Янтаря» выписался, домой поехал. Этот мужчина в последние дни сам не свой был. Говорят, ни с того, ни с сего целую ночь просидел на лавочке возле санатория. Все давно привыкли, что он такой живенький, веселый, ко всем подряд женщинам пристает. Я тебе не рассказывала, потому что это у него так, в шутку, происходило. А женщинам, конечно, всем приятно было, что на них внимание обращают. Все с ним как бы понемножку заигрывали. Но вот с той самой ночи на лавочке у санатория он стал какой-то не такой…
Я переспросил:
– Какой-то не такой?
– Да, – кивнула Анна, – какой-то пришибленный что ли. Никто в санатории ничего понять не мог. Мы и у врачей в нашем «Янтаре» спрашивали. А они, по-моему, просто отговариваются: «Депрессия у человека». А что-почему непонятно. Мы, конечно, его самого расспрашивали. Может, какое-нибудь несчастие случилось? А он ничего объяснить не может. Да, и такой неразговорчивый стал. Отвечает через силу. Странный, очень странный… Думали, так и уедет из Минеральска в таком состоянии. Но сегодня вот он вроде отошел, повеселел. Женщин конфетами угощал. А мне даже цветы подарил. Единственной из всех, между прочим…
– Красивые цветы…, – неясная мысль пришла мне в голову, – Говоришь, целую ночь просидел возле санатория.
– Да, вроде бы так…
Эта история с «поклонником» начинала становиться мне все более интересной:
– А я видел этого мужчину раньше? Может, сталкивался с ним у вас в санатории, когда приходил к тебе?
Анна понюхала букет:
– Может, и сталкивался. Хотя вряд ли…
Я показал руками:
– Он крепкий, коренастый, плечи широкие.
– Что ты, – улыбнулась Анна. – Щуплый такой. Толкни и упадет.
– А что он обычно носит? Джинсовый костюм?
Анна покачала головой:
– У него как-то с костюмами не очень. Да и вообще, по-моему, с одеждой. Он все время чуть ли не в одной и той же клетчатой рубашке ходит.
Я так и знал:
– В клетчатой рубашке?
– В клетчатой рубашке.
Я аж хлопнул себя по коленке. Анна удивилась:
– Что с тобой?
– Так, ничего. Одну важную вещь вспомнил.
Без сомнения, это был тот мужчина, которого у меня на глазах увезли в «первую городскую психиатрическую больницу». Значит, в ту ночь это действительно был спектакль для меня.
И мужчина не артист. Он не подыгрывал. Он просто оказался случайной жертвой. Тогда на дороге ему вкололи какое-то очень сильное успокоительное. От которого он, кажется, слава богу, отошел. И еще до отъезда домой. Можно только порадоваться, что для него все обошлось так легко. А мог бы и, как Запалин, память потерять…
Я взглянул на Анну, занятую букетом. Цветы, которые мужчина подарил Анне, действительно были хороши. И я мысленно обругал себя: «Вот, идиот…» Я-то ведь еще ни разу не дарил Анне цветов. Никаких. Но я еще подарю. Подарю…
Да, это точно был тот самый мужчина с ночной дороги. Мужчина, которого увезли в светлом фургоне без опознавательных медицинских знаков. В фургоне, который не захотела искать милиция…
Чем больше я понимал это, тем больше мне становилось не по себе. Совершенно определенно, кто-то очень сильно интересуется мной, пытается заставить меня избавиться от тетради Запалина.
Это, конечно, не парни. Те, что один в бейсболке и другой – с косичкой. Они просто исполнители.
И это, разумеется, не цыганка. Ее, скорее всего, просто за деньги попросили заговорить со мной на улице, погадать мне и, как бы между прочим, уговорить меня отдать тетрадку, что называется, по-хорошему. А вот когда я не понял тонкого намека, то стали действовать грубее. У меня на глазах ввели первому встречному лекарство, увезли его в неизвестном направлении. Мол, и с тобой может случиться так же. И когда я опять же не понял, то от намеков и угроз перешли к прямым действиям – подсыпали мне в еду препарат, «разговаривающий» человека.
Розендорф. Без всякого сомнения, это он. И он уверен, что тетрадь у меня?
И что будет дальше? Что будет со мной? Это, наверное, зависит от степени важности информации, содержащейся в желтой тетради…
