Заговор между спальней и казармой (Елизавета Петровна) - [10]

Но сейчас речь не о том.

Жизнь шла своим чередом, Елисавет боялась или радовалась, меняла любовников, танцевала, флиртовала… Что-то менялось… но была в ее жизни некая величина, .которая оставалась постоянной и неизменной уже много лет. Имя этой величины было лейб-медик Арман Лесток. И если даже появление Разумовского не было способно пробудить Елисавет от той нравственной спячки, в которую она впала – сначала из страха и осторожности, потом просто по привычке, мечтая, конечно, о троне, но уже почти уверовав в недостижимость этих мечтаний, – то именно Лесток непрестанно пытался пробудить ее дремлющее честолюбие.

Лейб-медик был весьма непростым чело веком. Именно его послала Елисавет к Бирону, когда после смерти Анны Иоанновны он недолгое время пробыл регентом маленького императора Ивана Антоновича, но вскоре был свергнут по приказу его матери Анны Леопольдовны, которая с этих пор стала зваться правительницей и принялась мечтать о том времени, когда ей удастся воцариться на российском престоле. Лесток выразил Бирону сожаление о происшедшей с ним беде. То есть Елисавет ему вполне доверяла…

Сын француза-протестанта, искусного хирурга, Иоганн Герман (на французский лад – Арман, ну а русские простодушно звали его Иван Иванычем) Лесток унаследовал от него талант и знания. Из Ганновера, где остались его родители, он уехал сперва во французскую армию, но счел, что там безобразно мало платят и слишком часто приходится рисковать в боях, а потому, прослышав, что в России не хватает хороших лекарей и выдвинуться там – раз плюнуть, в 1713 году предложил свои услуги в Петербурге. Он понравился Петру – императора поразила живость его ума и ловкость, с которой франтоватый красавчик орудовал хирургическим ножом, – и вскоре был назначен лейб-хирургом его величества. Уже через три года Лесток сопровождал Петра и Екатерину в заграничном путешествии, однако оказался неосторожен: чесал языком насчет загадочных отношений Петра и его денщика Бутурлина – и заплатил за это ссылкой в Казань. Между прочим, правда глаза колет: о некоторых особенных пристрастиях преобразователя России разговоры ходили давно. Очевидно, знала об этом и Екатерина, потому что она постаралась загладить жестокость мужа: чуть только Петр умер, Лесток был возвращен из ссылки и придан ко двору цесаревны Елисавет.

Отношения пылкой красавицы и лекаря, воленс-ноленс посвященного во все ее интимные тайны, были сложными… Мардефельд, посланник прусского короля Фридриха II, докладывал о них своему двору так:

«Особа, о которой идет речь[6], соединяет в себе большую красоту, чарующую грацию и чрезвычайно много приятного с большим умом и набожностью, исполняя внешние обряды с беспримерной точностью.

Родившаяся под роковым созвездием, то есть в самую минуту нежной встречи Марса с Венерой, она ежедневно по нескольку раз приносит жертву на алтаре матери Амура. Первым жрецом, отмеченным ею, был подданный Нептуна, простой рослый матрос[7]. Теперь эта важная должность не занята в продолжение двух лет. До того ее исполняли жрецы, не имевшие особого значения. Наконец нашелся достойный в лице Аполлона с громовым голосом, уроженца Украины, и должность засияла с новым блеском. Не щадя сил, он слишком упорствовал, и с ним стали делаться обмороки, что побудило однажды его покровительницу отправиться в полном дезабилье к Гиппократу, посвященному в тайны, чтобы просить его оказать помощь больному.

Застав лекаря в постели, она уселась на край ее и упрашивала его встать. А он, напротив, стал приглашать ее позабавиться. В своем нетерпении помочь другу сердечному она отвечала сердито: «Сам знаешь, что не про тебя печь топится!» – «Ну, – ответил он грубо, – разве не лучше бы тебе заняться этим со мной, чем со столькими из подонков?» Но разговор этим ограничился, и Лесток повиновался».

Словом, Лесток был достаточно близок Елисавет, чтобы принимать живейшее участие в ее судьбе и пробуждать в ней опасные надежды на возможность переворота.

О перемене ее судьбы мечтал и еще один старинный друг Елисавет – Михаил Воронцов, бывший ее камер-юнкером с четырнадцати лет. Его старший брат Роман женился на богатой купчихе Марфе Ивановне Сурминой и получил доступ к ее огромным деньгам, которыми через Михаила щедро ссужал Елисавет, когда у той были финансовые затруднения. А поскольку это было практически всегда, то Воронцов находился в числе ближайших Елисавет людей. Неудивительно, что он мечтал о лучшей участи для своей подруги и поддерживал идею заговора и переворота.

В это время в Петербурге появился маркиз де ла Шетарди. Его задачей было отвратить взоры России от Австрии, к которой были весьма расположены Анна Иоанновна и сменившая ее Анна Леопольдовна. Сначала он думал, что и Елисавет поглядывает в сторону Вены, и держался с ней настороженно. Однако Лесток сообщил, что эта легкомысленная женщина вполне могла бы стать императрицей и делать все, что нужно Франции. С тех пор Шетарди начал заверять Елисавет в своей преданности. Однако сам по себе он ничего не предпринимал до тех пор, пока с ним не разоткровенничался шведский посол Нолькен и не сообщил, что его страна тоже против союза России и Австрии, а у него есть деньги, чтобы поддержать Елисавет в случае переворота: сто тысяч талеров.