Заговор князей - [63]

Вспомнив о прошлогоднем приключении в Москве, когда они оба с Василием попали в темницу, Филипп решил, что будет разумнее хоть одному из них оставаться на свободе и, вежливо попрощавшись с угрюмым охранником, уже собирался отойти, но в этот момент тяжелая дверь медленно открылась, толкаемая изнутри слабой ручкой. Девочка-подросток с пустой корзиной в руках вышла из двери, и при виде ее лицо угрюмого стражника сразу посветлело. Девочка поблагодарила стражника, сунув ему монетку в руку и, мельком глянув на Филиппа, сразу отвернула от него лицо.

Что-то настолько знакомое было в этом лице, что Филипп остолбенел, глядя девочке вслед. Он видел, как, проходя мимо Данилки, стоящего поодаль с лошадьми, она что-то шепнула ему и быстро скрылась за углом, а Данилка, как и Филипп застыл неподвижно, изумленно разинув рот.

Филипп подошел к нему и шепотом спросил:

— Что это за девчонка? Такое знакомое лицо… Что она тебе сказала?

— Она сказала «Жду Филиппа за углом» — прошептал Данилка, — И правда, личность знакомая…

— Пошли, только спокойно, не привлекай внимания стражника, — сказал Филипп.

Они, не торопясь, сели на лошадей, медленным шагом доехали до угла и повернули.

Девочки за углом не было.

— Что за чертовщина! — воскликнул Филипп и ударил себя по лбу. — Ба! Это вовсе не девчонка! Йоххо! Клянусь тарпаном — это же…

— Тише, Филипп Алексеевич, сюда, во двор! — шепнул Алеша, выглянув из-за выломанных ворот.

Они въехали в опустевший двор сожженного и разграбленного дома какого-то новгородского заговорщика.

Филипп спрыгнул на землю и чуть не задавил Алешу в объятиях.

— Как же я сразу не сообразил! — Но ты неузнаваем. Откуда взял такой наряд?

— Одна купеческая дочь одолжила, — улыбнулся Алеша и рассказал обо всем, что произошло с ним, Ивашкой и Медведевым, закончив последними событиями: — Ивашке уже лучше, Любаша за ним ходит, и еще хорошо, что Василий Иванович бальзам свой оставил — от него рана прямо на глазах заживает. Ну а я, как только хозяин не вернулся, сразу к Патрикееву пошел, ну, не к самому, конечно, — кто меня пустит, — просто, к шатру его. Там я узнал, куда Василия Ивановича посадили, и стал за башней наблюдать. Весь первый день вокруг вертелся и очень много разных интересных разговоров услышал. Во-первых, я узнал, что в одном помещении с Медведевым сидит богатый новгородец. Он — рьяный сторонник Москвы и великого князя, а попал туда случайно — выпив не в меру на радостях от прихода московской власти, он, не разобравшись, учинил драку с каким-то московитом, который оказался приятелем начальника московской стражи; вот его схватили и посадили по навету побитого. Но все уверены, что как только великий князь освободится от срочных дел и узнает об этом, новгородца сразу выпустят. Во-вторых, оказалось, что у этого стражника, с которым вы сейчас разговаривали, дома три дочки осталось. Он их очень любит и страшно по ним скучает. В-третьих, стража жаловалась на недостаток продуктов, мол, кормят плохо, все голодные, потому даже ту еду, что для узников предназначена, они отнимают и сами едят, хотя она очень плохая. Ну, я и решил воспользоваться всеми этими сведениями, чтобы добраться до Василия Ивановича, переговорить с ним, а если надо будет — организовать побег.

— Да ты что? — поразился Филипп, — И ты с ним виделся?

— Конечно. Только что. И вчера тоже.

— Как он там? Говори! Как его вызволить?!

— Обождите, Филипп Алексеевич! Можно я все по порядку расскажу?

— Да-да, конечно, продолжай!

— Так вот. Купец Манин так благодарен Василию Ивановичу за то, что тот спас ему не только жизнь, но и дочь, и дом, что готов сделать для него буквально все. У него полно денег и отменной еды. И вот я придумал следующий план. Я явился к охраннику в одежде Любаши, которая меня еще попудрила и порумянила, как это девицы делают, с двумя корзинами самой лучшей еды и кучей серебряных монет. Я представился охраннику дочерью того новгородца, что сидит с Медведевым, дал ему денег и целую корзину еды для того, чтобы он пропустил меня покормить моего бедного батюшку. Я сказал примерно так: «Если бы у вас, дядечка, была своя доченька, вы бы знали, как она вас любит, и вы бы меня пропустили к моему бедному батюшке, который попал сюда случайно, его со дня на день выпустят, но я боюсь, что он до того умрет тут у вас от голода, да и вы сами-то голодаете, а я вам кое-что вкусненькое принесла». Он чуть не заплакал, вспомнив своих дочек, взял деньги и корзину с едой, а вторую обыскав, и еще половину забрав себе, разрешил мне передать еду и даже вызвал другого стражника, который повел меня прямо в темницу. Когда я бросился бедному новгородцу на шею с криком «Здравствуйте, батюшка», тот совершенно растерялся, потому что дочек у него никогда не было, только сыновья и те уже взрослые. Даже Василий Иванович меня сразу не признал! В общем, чуть позже изголодавшийся купец охотно согласился признать меня дочкой, лишь бы я носил им еду каждый день. Василий Иванович тоже не остался голодным, и мы обо всем переговорили. Самое главное это то, что появилась надежда — Василию Ивановичу не придется бежать, обрекая себя и всех нас на неведомое будущее, — он может выйти с честью и достойно, если докажет, что не был повинен в гибели людей сотника Дубины, а что это они начали первыми и, несмотря на предупреждения, принудили его к бою.