Заговор двух сердец - [8]

— Нет.

— Перетащить их всех сюда. Старшей уже под сорок, и она работает экономкой где-то в Ньюкасле. Он все к мистеру Джону приставал, говорил, что, мол, негоже в таком доме иметь экономкой повариху. — Она пальцем ткнула себя в грудь. — Его вторая дочка — вдова с одним дитем, а остальные две в услужении. Он считал, что младшая, ей едва семнадцать исполнилось, для детской в самый раз. Подожди, вот он узнает о нашей мисс Конни Брэдшоу. Это его просто убьет, ведь, если честно, эта девка — настоящая оторва. Пибоди думает, что и моя семейка недостаточно хороша. Точно, я правду говорю. — Бидди энергично кивнула, а Тилли пришлось закусить губу, потому что впервые за долгое время ей захотелось рассмеяться.

Господи, как хорошо быть дома, с Бидди, с родными людьми. Не то, чтобы Джон и Анна или Марк и Мэтью не были родными, но в Бидди и ее потомстве было что-то открытое, правдивое. Никакого притворства. В их присутствии не надо было ничего изображать, достаточно было быть самой собой. Но Тилли знала, что уж если поступать правильно, то ей, как хозяйке дома, не следует стоять на кухне и болтать с кухаркой. И, уж конечно, она должна избавиться от желания упасть ей на грудь с просьбой: «Бидди, Бидди, утешь меня!» В принципе, ей вообще нечего делать на кухне, а, как заявила та девица и как считал Пибоди, следует нанять экономку и поручить ей все домашние дела. Разве она не миссис Мэтью Сопвит?

Нет, не совсем, не до конца. Тилли знала, кто скрывается за этим фасадом и кто всегда там останется — Тилли Троттер.

Когда через неделю она выехала верхом на лошади из ворот поместья, солнце светило вовсю. В первый раз после возвращения Матильда села в седло. Она чувствовала, что все мужчины тайком подглядывают за ней из конюшни, а Бидди и слуги прилипли к окнам кухни.

Она сидела прямо, как учил ее Мэтью. На ней были серые бриджи, высокие сапоги и коричневый пиджак. Если бы не седые волосы, выбивающиеся из-под мягкой шляпы, которую она носила на ранчо, Тилли вполне можно было бы принять за молодого, стройного паренька.

Бидди, прижав лицо к стеклу, пробормотала, адресуясь дочерям:

— Нет, ради всего святого, смотрите-ка, что могут сделать с женщиной обыкновенные штаны! Если Тилли увидят в таком виде, ничего хорошего не будет. Надо же, сидеть на лошади по-мужски!

Ворота ей открыл Джимми Дрю, который ровнял кусты вдоль забора. Примечательно, что он не произнес ни слова, когда Тилли проезжала мимо, хотя она сказала:

— Спасибо, Джимми. Чудесный день, верно?

Она прекрасно понимала, какое впечатление производит своими бриджами и манерой сидеть в седле, понимала, что ее шляпа, мало подходящая к элегантному туалету, вызовет неодобрительные замечания любого встречного. Но к неодобрению ей не привыкать. Ее учили так сидеть на лошади, и именно в этой шляпе она скакала рядом с Мэтью.

Ох, Мэтью, Мэтью! Если бы только он был рядом. Прошлой ночью ей приснился сон, причем очень реальный: она повернулась в кровати и прижалась к нему и, как обычно, он любил ее. Она проснулась отдохнувшей и протянула руку, чтобы коснуться его, но сразу же все вспомнила и заплакала, уткнувшись в подушку.

Но плакать можно ночью, днем твое лицо должно быть спокойным. Тебе предстоит воспитывать двоих детей, руководить домом, где помимо друзей работают и профессиональные слуги. Анне и Джону легко удавалось поддерживать гармонию, ей придется сложнее. Она не сможет выделять друзей, не обижая других слуг.

Тилли пустила лошадь в галоп и скакала так до поворота на почтовую дорогу. Здесь она немного придержала ее, потому что заметила женщину и троих детей, карабкающихся по склону. Они собирали хворост. Когда Тилли поравнялась с ними, все одновременно посмотрели на нее.

— Доброе утро. — Тилли улыбнулась.

Немного поколебавшись, женщина ответила:

— Доброе утро, мэм. — И сделала легкий книксен.

Тилли помчалась дальше. Сердце щемило от воспоминаний, в памяти воскресли дни, когда она сама собирала хворост, причем иногда обламывала большие ветки и тащила их домой, где вечером могла насладиться жарким огнем очага. Это была другая жизнь, другой мир.

Дорога привела ее к коттеджу, где она увидела привязанную у дверей лошадь, причем лошадь явно породистую и в прекрасной сбруе. Тилли также заметила, что росший у дома кустарник вдвое выше, чем раньше, хотя и приведен в порядок. За ним можно было разглядеть входную дверь коттеджа.

Пока молодая женщина раздумывала, ехать ли мимо и вернуться позже, дверь открылась и из дома вышла незнакомка, а за ней Стив. Тилли не сразу разглядела женщину, хотя Стива узнала мгновенно, несмотря на то, что голова его была забинтована, а лицо испачкано угольной пылью. Незнакомка повернулась к нему и снизу вверх взглянула в его лицо, поскольку он стоял ступенькой выше. Вот тут Тилли с изумлением, а отчасти с ужасом поняла, кого видит перед собой.

Прошло, наверное, семнадцать лет с тех пор, когда она видела ее в последний раз — нагишом в сарае с Симоном Бентвудом. Странно, именно эта женщина определила ее дальнейший жизненный путь; пожалуй, Тилли должна была благодарить ее за свою судьбу. Ведь не застань она ее тогда с Симоном в сарае, они бы поженились, и стала бы Тилли женой фермера и была бы счастлива… Какая странная штука жизнь. Но что эта женщина делает здесь? Опять наверняка бегает за мужчиной! В деревне ее прозвали гулящая леди Эгги, вспомнила Тилли.