Заговор двух сердец - [2]

Это была самая большая каюта на корабле. Со временем Матильда выяснила, что решение капитана отдать каюту ей, вызвало возмущение мистера и миссис Силлитт, четы, которая регулярно совершала морские путешествия и обычно занимала именно эту каюту.

Она отказалась в последний раз поужинать с капитаном не столько из-за детей, сколько из желания избежать встречи с миссис Силлитт. Дама была наполовину француженкой и любила рассуждать о том, о чем и понятия не имела. Редкая трапеза проходила без разговоров о недавней Крымской войне, причем миссис Силлитт болтала так бойко, будто сама участвовала в битвах при Альме, Балаклаве и Инкермане. Она люто ненавидела русских, и часть этой ненависти с энтузиазмом перенесла на англичан, которых поддерживал ее муж. Иногда казалось, что она обвиняет своего мужа в том, что он отдал приказ природе заморозить солдат. Во всех бедах были виновны англичане, а ведь ее муж сам был англичанином. Он отмалчивался и краснел за якобы бездарное британское командование. Поначалу капитан пытался спорить, но вскоре понял бессмысленность этого мероприятия. Зато первый помощник, шотландец по национальности, по секрету признался Тилли, что он не большой поклонник англичан, но еще меньше ему нравятся французы, которые только и делают, что устраивают революции и взращивают наполеонов. Последний, называющий себя Наполеоном Третьим, шебуршится подобно петуху на навозной куче. Нет уж, англичане, какими бы они ни были, все равно предпочтительнее французов. Больше того, он может назвать десяток портовых женщин в Ливерпуле, с которыми он уселся бы за стол с большим удовольствием, чем с миссис Силлитт.

Тилли обычно пропускала трескотню миссис Силлитт мимо ушей, за исключением одного вечера, когда та затронула тему «черных». Тилли внезапно очнулась, услышав громкое заявление:

— Вы считает разумным, миссис Сопвит, везти черного ребенка в страну? Верно, в Англии рабство отменили еще в начале века, но до сих пор ходят слухи, что черных детей кое-где все еще используют в качестве рабов.

Это ее выступление привлекло внимание даже обедающих за ближайшими столами. Все присутствующие замолчали.

Тилли посмотрела на женщину и сухо заметила:

— Я возвращаюсь домой со своей приемной дочерью, мадам.

Но не успела она продолжить, как миссис Силлитт перебила:

— Да-да, я знаю, дорогая, мы в курсе вашей ситуации, я только хотела высказать предположение, что неразумно растить эту девочку рядом с вашим сыном. Белое и черное не сочетается. И никогда не будет сочетаться. Я лишь предположила…

— Я бы предпочла, чтобы вы оставили свои предположения при себе.

Этот отпор никак не повлиял на миссис Силлитт, и она уже собралась продолжить, но тут вмешался ее муж. Как-то вдруг он опомнился и прошипел:

— Не лезь не в свое дело, женщина! Хоть разок, не лезь, куда тебя не просят, заткнись и ешь!

Как потом признался первый помощник, он бы не удивился, если бы раздались аплодисменты, и что ему ужасно хотелось приложить ухо к замочной скважине каюты, после того как пара туда удалилась. И еще, он обратил внимание Тилли на то, что мерзкая женщина и в самом деле послушалась мужа, хотя вид у нее был такой, будто она может взорваться в любой момент.

С того вечера прошло несколько дней, и все это время Матильда думала о Жозефине и ее будущем, о том как сложатся их взаимоотношения с Вилли. Миссис Силлитт к этим проблемам прибавила еще одну.

И сейчас, сидя на койке рядом со спящей девочкой, Матильда спрашивала себя, как еще она могла поступить. И сама же себе ответила: она могла сделать то, о чем просил ее Мэтью — вернуться домой с Вилли и оставить плод его греха в Америке.

Сейчас странно было вспоминать о том, насколько невыполнимой казалась эта его предсмертная просьба, и как легко было ей согласиться на его вторую просьбу: поклясться никогда снова не выходить замуж.

Она нежно погладила черную, блестящую косичку, лежащую на хрупком плече, затем встала и заглянула в другую койку, которая как раз оказалась на уровне ее глаз. Сын крепко спал, подперев подбородок кулачком. На него приятно было смотреть, он был так хорош, что у нее каждый раз при взгляде на него перехватывало дыхание. Когда мальчик родился, он походил на отца. Теперь же в его чертах не осталось ни следа этого сходства. У ребенка были ее глаза. Ах, его глаза. Матильда почувствовала резкую боль в сердце. Возможно, очень скоро он не сможет разглядеть, как выглядит его мать; он уже полностью потерял зрение на один глаз, а второй видел смутно, хотя постороннему никогда бы не пришло в голову, что ребенок почти слеп. В ту же секунду в памяти Матильды возник тот несчастный случай, который привел к ужасной беде. Она увидела себя на базаре с ребенком в руках, пьяную миссис Макграт, размахивающую палкой, а затем ее неожиданный рывок к ней. Матильда машинально уклонилась, и удар пришелся по сыну, которому тогда было всего шесть месяцев.

Ох, уж эти Макграты. Они стали проклятием всей ее жизни. Все, за исключением Стива, самого младшего в семье. Сейчас он работал помощником управляющего на шахте Сопвитов. Он был ее другом с детства. Он пострадал из-за нее, и это подтверждает его покалеченная рука. Он пострадал, потому что любил. Да, Стив Макграт любил Матильду. И три года назад она едва не воспользовалась этой любовью и не вышла за него замуж, чтобы избежать страстных преследований Мэтью, поскольку даже в ее собственных глазах грешно было выходить замуж за человека, от отца которого она совсем недавно родила сына.