Заговор двух сердец - [3]

Будет ли она рада видеть Стива? Матильда не решалась ответить на этот вопрос, ведь он давал повод для еще одного вопроса: а будет ли она рада вообще кого-либо видеть?

Хотя она оправилась от удара, вызванного смертью Мэтью, в душе образовалась огромная пустота, которая, как ей казалась, останется там навсегда и заполнить которую сможет только сын.

Матильда дотронулась до волос Вилли: с каждым днем они становились все светлее. Еще несколько секунд она смотрела на сына, а затем принялась собирать вещи.

Через несколько часов она будет в Англии, дома, в усадьбе Хайфилд. В доме, где она долгие годы проработала няней, в доме, откуда ее дважды выгоняли, в доме, куда она сейчас возвращается, но не как любовница Марка Сопвита или жена Мэтью Сопвита, а как вдова и хозяйка самого дома, поместья и шахты. С финансовой точки зрения она была очень богатой женщиной… богатой во всем, что на самом деле не имело никакого значения.

Глава 2

— С… с… скоро приедем, Тилли. С… с… скоро приедем д… д… домой.

Джон Сопвит отвернулся от окна раскачивающейся кареты и посмотрел на Тилли и жену, которые сидели напротив и держались за руки. Затем он еще крепче прижал к себе детей, сидящих у него на коленях. Тут Вилли, подпрыгивающий туда-сюда, закричал:

— Лошади, мама. Смотри, лошади, лошади скачут!

— Да, лошади, мой мальчик, — ответил Джон. — П… п… почему ты так удивился? Ты же не думаешь, ч… ч… что лошади есть т… т… только в Америке?

— У нас там полно лошадей, сэр. — Вилли повернулся и посмотрел прямо в лицо Джона, который наклонился и мягко сказал ему:

— Я — дядя Д… Джон. Скажи: дядя Джон.

Мальчик взглянул на мать, и когда она слегка кивнула, снова повернулся к Джону и повторил:

— Дядя Джон.

Жозефина тут же перестала смотреть в окно.

— Дядя Джон, — повторила и она.

Девочка четко выговаривала слова. Она говорила по-английски, но что-то в ее голосе, не меньше чем ее темная кожа, выдавало в ней иностранку.

Потом она протянула руку и мягко дотронулась до носа Джона. Он рассмеялся и, взглянув на Тилли, тихо сказал:

— Она — необычный р… р… ребенок. Я п… п… понимаю, почему ты захотела п… п… привезти ее с… с… сюда.

В душе Джон был уверен, что просто старается быть вежливым, и на самом деле никогда не сможет уразуметь, что заставило Тилли привезти домой эту странную цветную девочку. Хотя ребенок не походил на цветных детей, которых ему доводилось видеть раньше. Но он видел фотографии и рисунки, изображавшие американских индейцев, и в глазах и волосах этой девочки ему чудилось что-то индейское, хотя она не выглядела настоящей индианкой.

Джон откинулся на кожаную спинку сиденья и вполуха стал слушать рассказ жены об изменениях, которые она сделала в доме и которые, как она надеялась, будут одобрены Тилли. Ему пришла в голову странная мысль, которая ему не понравилась, но он не мог от нее отделаться. Тилли сказала, что ребенку четыре года, но с виду ей не больше двух. С его точки зрения она слишком мала для четырех лет: просто напросто младенец. Тилли уехала из Англии три года назад… Нет, нет! Джон постарался выбросить эту мысль из головы. И потом, голос ребенка. Девочка говорила явно как четырехлетняя.

Джон перевел взгляд на жену. Она от всей души радовалась возвращению Тилли. Вокруг почти не было женщин ее возраста или социального положения. Да, соседи были, но Анна трудно сходилась с людьми. Она до сих пор не могла забыть о своем недостатке, поэтому общение с посторонними давалось ей с трудом. Сейчас, глядя на нее, Джон видел только бледный край пурпурного пятна над кружевным воротом блузки. Ужасное пятно, расползшееся по всему плечу и отчасти по груди, можно было видеть, только когда Анна раздевалась. Молодая женщина несла этот крест с детства. Но Джон любил ее всю, каждый дюйм ее кожи со страстью, растущей с каждым днем. В день свадьбы Джон был уверен, что любит Анну, но он и представить себе не мог, что способен на чувство, которое захватило его позднее. Ему даже казалось, что его любовь к жене можно сравнить с маниакальной привязанностью брата к Тилли. Почему Мэтью должен был умереть? Как он умер? Ему не терпелось поговорить с Тилли о брате, узнать подробности. Она рассказала ему о каком-то набеге индейцев, и что брат умер от полученных ран.

— Никогда не думала, что снова увижу эти ворота.

Карета свернула на дорожку, ведущую к дому, и Тилли, наклонившись вперед, залюбовалась рябиновой аллеей. Листики на деревьях должны были вот-вот распуститься. Скоро весна. Смутная тревога охватила женщину: ведь через несколько минут ей придется говорить с Бидди. Конечно, Бидди будет рада ее видеть, но поймет ли она, почему не вернулась ее дочка Кэти, которую, как Тилли знала, Бидди любила больше всех своих детей. Правда, она пыталась это скрыть, и гоняла дочь очень усердно. Бидди драла ее за уши, когда та была ребенком, орала на нее за излишнюю болтливость, руководила ею, как ребенком, когда та была уже взрослой женщиной. Мать делала это все с единственной целью — скрыть свою особую привязанность к своей некрасивой, приземистой дочке.

Карета остановилась у парадной лестницы, где выстроились все домочадцы. Большинство из них Тилли узнала сразу: все семейство Дрю — Бидди, которая совсем не изменилась за эти три года, натруженная спина, но все такая же прямая, на изрезанном морщинами неулыбчивом, крупном лице нетерпеливое ожидание. Тилли моментально закусила губу, ведь ей придется так ее разочаровать. Там была Пег, старшая из дочерей, ей уже под сорок и из всех она самая хорошенькая. Она была замужем и уже овдовела. Рядом с ней стояла Фэнни, младшая. Сколько же ей? Двадцать пять? Вот и Артур, ему уже за тридцать, и Джимми, ему уже где-то двадцать восемь. Билл, как писала Бидди в одном из писем, ушел в море. Матильда тогда еще очень удивилась. Она была уверена, что он, как и другие сыновья Бидди, отправится работать на шахту. Заметила она и Бетти Лейберн и Лиззи Гэмбл. Последнюю как раз взяли на работу младшей горничной перед ее отъездом в Америку. Разглядела она и двух незнакомых ей мужчин. Тот, который помоложе, лет сорока, открыл дверцу кареты. Значит — это новый лакей. Другой, солидный и седой, стоял на верхней ступеньке. Наверняка — это дворецкий. Раньше она бы улыбнулась, заметив, как он старается показать, что знает свое место в иерархии слуг.