Заговор Алого Первоцвета - [38]

– Это запросто, – сказал Финн. – Мы можем накинуть на него шаль и плащ. Осталось придумать нашу диверсию. Огонь подойдет?

– Слишком рискованно, – сказал Лукас. – Мы же не хотим, чтобы кто-то погиб ненароком.

– Мы можем предпринять шаги, чтобы минимизировать эту возможность, – сказал Финн. – Не забывай, у нас есть дополнительная рабочая сила. У нас наготове члены лиги Барретт, Мур, Смайт-Питерс и братья Бирн. Все, что нам нужно сделать, это выбрать подходящее здание, в котором один из парней разведет небольшой костер, от которого будет много дыма, а потом внезапно оно все будет охвачено огнем. Нам понадобится приличное пламя, чтобы отвлечь всеобщее внимание. У нас достаточно времени, чтобы выбрать место, проинструктировать ребят и начать делать коктейли Молотова. Это должно сработать.

– Надеюсь, – сказал Лукас. – Ну, в любом случае, в данный момент я не могу придумать идею получше этой. Идем, надо выбрать место.

В десять тридцать тюремщики открыли камеру Лефорта и вывели ошеломленного маркиза во двор Бастилии. Аристократ не спал всю ночь. Он провел то, что считал своей последней ночью на земле, в молитвах. Человек, который до этого видел в религии лишь пустую риторику, Лефорт в последние часы своей жизни обрел веру. У него не было надежды, вообще никакой. Он слишком хорошо знал, как сильно люди его ненавидели и насколько оправданной была эта ненависть, и понимал, что не может ожидать пощады. Он знал об этом, когда его арестовали в тот самый момент, когда ему казалось, что он сумеет осуществить свой побег. По иронии судьбы, за день до того, как он должен был умереть, он узнал, что человек, который был ответственен за его арест, вскоре последует за ним по ступеням, ведущим к гильотине. Один из стражников рассказал ему, что сержант Бибо тоже был брошен в камеру в северной башне за то, что позволил сбежать герцогу де Шали. Стражник, кровожадный старый крестьянин, нашел эту иронию забавной, но сам факт того, что Бибо должен был умереть, не принес Лефорту никакого утешения. Вместо того, чтобы постоянно думать о том, что человек, который привел его к этой судьбе, разделит ее, Лефорт думал о де Шали, старике, который добился своей свободы. Это казалось чудовищно несправедливым. Жизнь де Шали шла к закату, ему оставалось недолго. Лефорту же было тридцать семь, и он был в расцвете сил.

Он был очень напуган, но теперь страх испарился. Лефорт оцепенел. Он нашел это необычайно загадочным. Снова и снова он думал про себя: «Я скоро умру. Почему я ничего не чувствую?»

Они усадили его в повозку, грубую двухколесную деревянную тележку, с обеих сторон которой выстроился небольшой эскорт солдат Республики. Возница, от которого несло чесноком, посмотрел на него только один раз, безразлично плюнул на его рубашку, затем повернулся спиной к нему и несколько раз хлопнул вожжами вверх и вниз, чтобы заставить лошадей двигаться. Повозка рывком тронулась с места и проехала через ворота с Лефортом в качестве единственного пассажира. Маркиз сделал глубокий дрожащий вдох, решив, что он не даст черни удовольствия увидеть его испуганным. На самом деле, он не боялся. Он принял смерть с глубоким отчаянием и пережил гамму всех возможных эмоций. Ничего не осталось.

Я пойду на смерть с достоинством, подумал он. До самого конца, я покажу этому сброду, что я лучше их.

Улица была заполнена людьми. Он удивился, увидев, сколько их пришло проводить его. Шум был оглушительным. Они смеялись, кричали, глумились и раскачивали повозку, пытаясь схватить его за одежду, прикоснуться к нему, ударить его, плюнуть в него или запустить в него мусором.

Они последовали за тележкой, когда та ехала по улице к Place de la Révolution, и солдаты прикладывали лишь самые символические усилия, чтобы как-то их сдерживать. Тележка свернула на другую улочку, и какая-то старуха попыталась на нее забраться. Лефорт смотрел сквозь нее, пока та орала ему в лицо что-то нечленораздельное. Один из солдат стащил ее на землю, а затем повернулся, чтобы посмотреть на Лефорта со смесью отвращения и раздражения. В центре лба солдата появилась дыра.

Лефорт увидел ее и нахмурился. Тележка подалась вперед, и солдат упал, оставшись позади, пока шествие продолжилось. В недоумении Лефорт повернулся, чтобы посмотреть на упавшего солдата, но тут рухнул еще один солдат. На этот раз он услышал выстрел. Почти сразу же раздался еще один, и возница скатился с повозки, чтобы упасть безжизненной массой на мостовую. Еще один выстрел, еще один солдат упал.

Толпа обезумела.

– Какого черта? – сказал Финн. – Кто-то выбивает солдат!

– Ты что – сказал им…

– Я не говорил им ни в кого стрелять! – сказал Финн. – Их даже не должно быть здесь! Я послал им записку, чтобы они ждали прибытия Лефорта на площади!

Вокруг них толпа сыпанула во все стороны – люди в панике убегали от стрельбы, толкали друг друга и топтали тех несчастных, кто потерял равновесие в свалке и упал. Из небольшого отряда, назначенного для сопровождения маркиза де Лефорта, в живых оставался единственный солдат, и у него не было желания присоединиться к другим. Он бросил свой мушкет и побежал укрыться в здании через дорогу. Лошади с надетыми шорами и давно уже привыкшие к подобной какофонии, оставались стоять на месте, но чувствовали страх вокруг и нервно трогали копытами булыжник мостовой. Лефорт беспомощно стоял в повозке со связанными руками и не знал, что делать.