Загадочная Отечественная война - [28]

Сельские коммунисты (которых к 1929 году было 340 тыс. человек на 25 миллионов крестьянских дворов) не пользовались доверием партийного руководства. Для осуществления программы коллективизации на село были направлены значительные силы партийных кадров из городов. После XV съезда партии на временную и постоянную работу в деревню было направлено 11 тысяч партработников. После ноябрьского пленума 1929 года в деревню было командировано еще 27 тысяч партийцев (их называли «25-тысячники»), которым предстояло стать председателями новообразованных колхозов. В течение 1930 года в сельскую местность сроком на несколько месяцев было направлено около 180 тысяч городских коммунистов и «сознательных рабочих»[168].

Примечательно, что начали свою деятельность адепты колхозного строя даже не с раскулачиваний, а с борьбы против религии. Как отмечает современный коммунистический историк, «они видели в религиозности крестьян проявление диких суеверий и старались направить верующих на „путь истинный“, закрывая церкви, мечети или иные помещения религиозного культа. Чтобы доказать нелепость религии, командированные горожане нередко издевались над верой людей, снимая кресты с церквей или совершая иные кощунства»[169].

Хотя экономические критерии кулака были достаточно точно сформулированы в постановлении ЦК, партийные эмиссары в деревне руководствовались не столько экономическим положением крестьянина, сколько его идеологической ориентацией. Для крестьян, не отвечающих формальным определениям кулака, но несогласных с политикой коллективизации, даже был придуман специальный термин — «подкулачник» или «кулацкий пособник», к которым применялись те же самые меры, что и к кулакам.

Коллективизация велась ударными темпами. Так, если к началу 1929 года уровень коллективизации составлял 7,6 %, то к 20 февраля 1930 года этот показатель достиг уровня 50 %.

Как выглядел этот процесс на местах? Рассмотрим свидетельства очевидцев:

«Собрали собрание. Без всякого разъяснения стали говорить, что обязательно сейчас подписывайтесь в колхоз все до одного. Но крестьянин ничего не знает и думает — а куда буду писаться? Так и не стали подписываться. Начали устращивать оружием, но все-таки подписываться никто не стал, потому что никто не знает куда. Тогда председатель сельсовета, тут же был секретарь райкома и еще один партиец, начал грозить: „Кто не пойдет в колхоз, того поставим к реке и пулеметом перестреляем“, и затем стали голосовать за колхоз; но говорили не так — „кто против колхоза“, а „кто против советской власти“. Конечно, против советской власти никто не пойдет»[170]. Вот так действовали коммунисты на селе — обманом и угрозами. Можно согласиться с советским исследователем Ю. В. Емельяновым, что командированные в деревню коммунисты чувствовали себя «как белые колонизаторы, оказавшиеся в краях, населенных дикарями».

Нельзя сказать, чтобы крестьянство пассивно терпело такие издевательства над собой. Оказавшись на грани гибели, крестьяне брались за оружие в отчаянной попытке если не отвратить от себя беду, то хоть умереть с честью. «В вооруженных восстаниях участвовали тысячи человек. Так, в Сибирском крае только с января по март 1930 года было зарегистрировано 65 массовых крестьянских выступлений. В Средне-Волжском крае в течение года произошло 718 групповых и массовых выступлений крестьян, в Центрально-Черноземной области — 1170»[171].

Вопреки идеологическим установкам коммунистов, в массовых выступлениях почти повсеместно принимали участие середняцкие и бедняцкие слои. В защите своего традиционного уклада жизни крестьянство было едино, что вызывало крайнюю обеспокоенность партийцев. «Меня крайне беспокоит то обстоятельство, что во время этих выступлений мы фактически остались с очень тонким слоем деревенского актива, а батрацкой и бедняцкой массы, которая должна была быть нашей опорой, не видели, они стояли в лучшем случае в стороне, а во многих местах даже в первых рядах всех событий», — писал ответственный партработник Украинской ССР[172].

Восстания подавлялись с предельной жестокостью — для борьбы с ними создавались специальные отряды партработников, привлекались части ОГПУ и даже Красной Армии. Участники восстаний арестовывались и подвергались заключению.

Нельзя сказать, чтобы крестьянское сопротивление было бессмысленным. Напуганное масштабами «всесоюзной Жакерии», советское руководство сделало «шаг назад» — 2 марта 1930 года в «Правде» появилась статья И. Сталина «Головокружение от успехов», где осуждались наиболее одиозные действия властей на местах. Темпы коллективизации замедлились, более половины уже созданных колхозов с треском развалились — уже к первому мая 1930 года уровень коллективизации снизился до 23,4 %. Но уступка со стороны власти была не более чем тактическим ходом, с ноября 1930 года партия перешла в новое наступление на крестьянство, и уже к середине 1931 года уровень коллективизации вновь составил 52,7 %, а через год — достиг отметки 62,6 %.

Какое количество крестьян подверглось репрессиям в эти годы? В исторической литературе и околоисторической публицистике называются разные цифры. Предельной величиной можно считать обозначенную А. И. Солженицыным в «Архипелаге ГУЛАГ» численность репрессированных в ходе коллективизации 15 миллионов человек. Однако автор в своем труде не привел каких-либо статистических или документальных данных в подтверждение своих расчетов.