Загадочная леди - [29]

Тот поцелуй! Их губы встретились, вот и все. Ничего другого там и не было. Но поцелуй этот обжег и сокрушил ее. Три дня она не могла его забыть, ночью он вплетался в ее сны.

Дело было не в том, что он украл поцелуй, а в том, что... он его не украл. Она знала, что к этому все идет. Нужно быть дурой, чтобы не понять этого. На мосту воздух был насыщен желанием. Она могла бы разрушить напряжение. Могла бы что-то сказать. В конце концов продолжить свою прогулку. Она ничего этого не сделала.

Да, поцеловал ее он. Он приблизил губы к ее губам – и губы его были раскрыты. Ее же роль была совершенно пассивной, хотя она опасалась, что когда губы их встретились, она как-то ответила на его поцелуй. Она пыталась убедить себя, что во всем виноват только он, что это действительно был украденный поцелуй, – он ведь только что уверял ее, что не соблазняет женщин в такую рань.

И все-таки он не украл этот поцелуй. Они поцеловались. И она виновата столько же, сколько и он. Она не уклонилась, потому что... ну что ж, потому что ей этого хотелось. Из любопытства. Ах нет, что за чепуха! Просто она проголодалась. Вот и все.

Но как же теперь может она испытывать законное негодование, с которым отнеслась к посещению ее коттеджа и к тому, что он говорил в музыкальной комнате? Это лицемерие. Но больше она не желает иметь с ним ничего общего.

Она думала, что пора подобных глупостей для нее миновала.

Ах, почему это повесы так притягательны! Она тихонько вздохнула, решительно опустила взгляд на молитвенник и прислушалась к шепоту Джулианы, рассказывающей о том, как вчера дядя Рекс катал ее на лошадке и пустил свою лошадь галопом, потому что она так просила его, а потом мама выбранила его и сказала, что чуть было не умерла со страху, а папа засмеялся и сказал, что дядя Рекс был самым хорошим наездником в британской кавалерии, а мистер Гаскойн…

Но тут началась служба, ей пришлось шикнуть на Джулиану, улыбнуться и подмигнуть.

Кэтрин намеревалась выскользнуть из церкви, едва служба подойдет к концу. Ей совершенно не хотелось встречаться с кем-либо из обитателей Боудли-Хауса. Но вышло иначе. Джулиане страшно хотелось рассказать ей еще одну историю. И она взволнованно рассказала о том, как побывала в замке Пайнвуд, как лорд Пелхэм поставил ее на стену с бойницами и она испугалась; а дядя Рекс снял ее и поставил рядом с собой на решетку донжона, и она опять испугалась, хотя это был не настоящий донжон, потому что из него вели ворота на реку, и дядя Рекс сказал, что только романтики считают, что это донжон. А на самом деле это склад для провизии, которую подвозили по воде.

Когда рассказ подошел к концу, все уже выходили из церкви и, проходя мимо, прекрасно видели ее, потому что Джулиана сидела, болтая, рядом с ней. “Вот тебе и исчезла, никем не замеченная”, – усмехнулась она.

Джулиана пошла к выходу впереди нее, и даже тогда Кэтрин с надеждой подумала, что, может, ей еще и удастся уйти незаметно. Но на дорожке перед церковью и на траве по обеим сторонам от входа собрался, кажется, весь приход. Преподобный же Ловеринг, стоя наверху лестницы, поздоровался с ней за руку, а потом, не выпуская ее, принялся расхваливать за то, как она расставила крокусы и примулы перед алтарем.

– Мы должны испытывать благодарность за этот дар ранней весны – цветы, даже за самый непритязательный из них, поскольку ими мы украсили наш скромный храм в честь посещения его столь блистательными особами, – произнес мистер Ловеринг. – Я решительно отношу это за счет уважения к духовенству вообще, миссис Уинтерс, будучи слишком скромным, чтобы поверить, будто мои личные достоинства привлекли сегодня утром в наш храм всех гостей мистера Адамса, включая и виконта Роули.

– Да, вы правы, – пробормотала Кэтрин.

Но в этот момент к ней подошла поздороваться леди Бэрд в сопровождении своего мужа и миссис Липтон. Лорд Роули тоже каким-то образом оказался рядом, он слегка поклонился ей и устремил на нее глаза. Она испугалась – испугалась очень сильно, – что краснеет. Она отчаянно старалась не думать об их последней встрече.

Тот поцелуй!

Она болтала с леди Бэрд, сэром Клейтоном и миссис Липтон. И откланялась, как только позволили приличия.

– Миссис Уинтерс, – услышала она надменный и скучающий голос, едва успела отвернуться, – я провожу вас домой, если позволите.

Пройти с ним почти по всей деревне. Мост, дом миссис Доунз, дом пастора и церковь, а потом – всю длинную улицу, пока не покажется коттедж под соломенной крышей на другом ее конце. А на церковном дворе и на дорожке собрались все жители деревни, половина обитателей окрестных мест, господская семья и гости из Боудли-Хауса.

Конечно, ничего особенно примечательного в этом нет. Всю дорогу они будут на виду у всех. Ее и раньше провожали домой из церкви. Предложи ей такое почти любой из здешних мужчин, она не почувствовала бы такого ужасающего смущения и неловкости, как сейчас. Но все же она не могла послушаться своего внутреннего голоса и уверить виконта, что в этом нет никакой надобности. Это могло бы вызвать толки.

– Благодарю вас, – сказала она, прошла впереди него по дорожке и вышла на улицу. Хоть бы он не стал предлагать ей руку. Он и не предложил. Почему же, Господи, он так поступил? Разве непонятно, что она не желает больше иметь с ним дела? Но с чего бы это он мог понять? Во время их последней встречи она позволила ему поцеловать себя. Ей было ужасно стыдно. Она чувствовала, что глаза всех собравшихся в это утро в церкви прихожан устремлены им вслед и что все наверняка знают: они встречались наедине в парке три дня назад и он поцеловал ее.