Загадки творчества Булата Окуджавы: глазами внимательного читателя - [19]
Заканчивая обсуждение этой песни, приведём цитату из «Дневников» Пришвина: «Вера без дел мертва, а вера без любви – зла и есть, кажется (надо подумать), основа величайших злодейств. Зло существует на кредит любви. Сатира, пародия – должники искусства». [М. М. Пришвин. Дневники (1921)]
Очевидно, если в стихотворении «Три сестры» Окуджава исключает Веру из своего этического кодекса («.. да пусты кошельки упадают с руки…»), это нельзя назвать случайностью. В широко известной «Песенке о ночной Москве», написанной в 1963 году, у него отсутствует Вера, но зато всем распоряжается «надежды маленький оркестрик/ под управлением любви». В том же 1963 году родилась знаменитая песня «Молитва».
«Молитва» – одно из чаще всего цитируемых произведений Окуджавы. Нет никакой возможности представить обзор всех мнений, высказанных о нем: их слишком много. Некоторые литературоведы (см., например, книгу Дмитрия Быкова об Окуджаве[92]) упоминали о влиянии Библии и Вийона в связи с «Молитвой», однако никто не раскрывал содержания и значения этого влияния. Мы берем на себя смелость писать об этом стихотворении, так как в нашей работе впервые прослеживается связь и преломление конкретных библейских текстов и приёмов Вийона в обсуждаемом стихотворении и других стихах этого периода.
Среди контекстов «Молитвы», которые упоминались исследователями при ее анализе, – стихотворение «Письмо Антокольскому», также относящееся к 1963 году. Приведем из него несколько строк, в которых Окуджава называет поэтов, проложивших ему путь; среди них – Франсуа Вийон[93]:
Процитируем еще одно произведение, написанное в том же году, под названием «Эта комната». По некоторым его фрагментам можно судить об условиях и обстановке, сопутствовавших созданию «Молитвы», и о вопросах, которые интересовали Окуджаву в начале 60-х. Показательны, например, такие строки: «Люблю я эту комнату, где проживает ересь с богами наравне», а также: «Люблю я эту комнату… где нужно мало денег, чтобы счастливым быть». Для нас не менее важна и фраза о том, что в комнате «пахнет веком четырнадцатым с веком двадцатым пополам». Религиозная тема, очевидно, волновала в то время Окуджаву и в стихотворении «Молитва» нашла совершенно оригинальное преломление. «Деньги» и «счастье» – кирпичик из биографии Окуджавы, присутствующий также и в «Молитве». А упоминание о четырнадцатом веке свидетельствует о том, что Окуджава вполне мог что-нибудь перенять у поэтов Средневековья, в частности у Вийона.
Приведем теперь текст стихотворения «Молитва»:
Уместно вспомнить, что для первой публикации, учитывая цензурные ограничения, Окуджава назвал это стихотворение «Франсуа Вийон». В более поздних публикациях оно получило название «Молитва». И все же мы не склонны считать, что Окуджава просто «приписал» французскому поэту свои собственные религиозные взгляды: здесь он открыто признал влияние Вийона на свое творчество. Г. Косиков отметил, что «главная черта в Вийоне – пародийная ироничность»[95]. Пародия и самопародия играли свою роль в средневековой культуре; существовали признанные пародийные жанры, такие как кок-а-лан в поэзии, соти и фарси – в театре; запретных тем для этих жанров не было. Пародировалось не только государственное устройство, но и судопроизводство, а также отправление религиозных культов и даже Библия. Все это присутствует и у Вийона; оригинальность же его – в манере пародирования. «Пародирование у Вийона целиком и полностью основано на притворном вживании, на имитации чужой серьезности, оба его «Завещания» легко могут быть восприняты как действительно серьезные поэмы – в том случае, если мы не знакомы с объектом пародии или, тем более, даже не догадываемся о его существовании»[96]. Поскольку Окуджава упомянул Вийона в названии песни, не будет слишком смелым предположить, что «Молитва» написана в манере Вийона. Мы полагаем, что уместно было бы предварить интерпретацию «Молитвы» рассказом об основном техническом приеме Вийона. «Принцип его поэзии – ироническая игра со всем твёрдым, общепринятым, раз навсегда установленным. Излюбленные средства этой игры – антифразис (употребление слов в противоположном значении) и двусмысленность»
Книга Михаэля фон Альбрехта появилась из академических лекций и курсов для преподавателей. Тексты, которым она посвящена, относятся к четырем столетиям — от превращения Рима в мировую державу в борьбе с Карфагеном до позднего расцвета под властью Антонинов. Пространственные рамки не менее широки — не столько даже столица, сколько Италия, Галлия, Испания, Африка. Многообразны и жанры: от дидактики через ораторскую прозу и историографию, через записки, философский диалог — к художественному письму и роману.
«Наука, несмотря на свою молодость, уже изменила наш мир: она спасла более миллиарда человек от голода и смертельных болезней, освободила миллионы от оков неведения и предрассудков и способствовала демократической революции, которая принесла политические свободы трети человечества. И это только начало. Научный подход к пониманию природы и нашего места в ней — этот обманчиво простой процесс системной проверки своих гипотез экспериментами — открыл нам бесконечные горизонты для исследований. Нет предела знаниям и могуществу, которого мы, к счастью или несчастью, можем достичь. И все же мало кто понимает науку, а многие боятся ее невероятной силы.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.