Загадки малорусской истории. От Богдана Хмельницкого до Петра Порошенко - [38]

В домах насчитывалось 21 203 квартиры. 652 из них переписчики по каким-то причинам не описали. В остальных насчитали 62 297 комнат. Более 40 % квартир были бесплатными. Квартплата в прочих колебалась в зависимости от числа комнат и от местоположения. К примеру, в центральной – Дворцовой части города минимальная месячная плата за однокомнатную квартиру равнялась одному рублю. А на Демиевке такую квартиру можно было снять и за 40 копеек в месяц.

Кроме того, перепись установила, что в Киеве имелось: 17 ресторанов, 82 трактира, 715 питейных заведений, 105 гостиниц и постоялых дворов, 696 магазинов (не считая книжных), 32 парикмахерских, 13 больниц, 18 аптек, 9 банков, 13 фотоателье, 6 детских приютов, 4 богадельни и 29 домов терпимости. Любопытно, что последние были отнесены переписчиками к категории заведений, «имеющих отношение к общественному здравию».

Культурные потребности киевлян и гостей города обеспечивали два театра, восемь библиотек, 14 книжных и нотных магазинов. А еще в городе функционировало 63 учебных заведения. В том числе два высших – Университет святого Владимира и духовная академия. Правда, с грамотностью в Киеве обстояло не очень хорошо. 49 % жителей города в возрасте старше семи лет не умели ни читать, ни писать. Но эта проблема решалась, причем решалась успешно (как, впрочем, и везде в царской России). И доказательством этому являются результаты еще одной киевской переписи. Ее провели спустя 45 лет, почти день в день – 16 (то есть 3 по старому стилю) марта 1919 года. Она тоже была своего рода первой. Первой после установления (еще не окончательного) в городе советской власти.

Население Киева составляло тогда уже 544 тысячи человек (255 тысяч мужчин и 289 тысяч женщин). А неграмотных (в возрасте 7 лет и старше) было в 1919 году всего 19,7 %. Разумеется, большинство горожан овладели грамотой не в два последних, предшествовавших переписи года (когда нормальный учебный процесс был просто невозможен), а еще до революции, в царское время.

Эмсский барьер, или Страшная тайна украинства

Так называемый Эмсский указ тоже представляет собой своеобразную загадку в истории Малороссии. «Страшным барьером, который залег, как нерушимая скала, на дороге украинской жизни» назвал этот «указ» Михаил Грушевский. Подобные характеристики часто можно встретить у «национально сознательных» авторов. «Варварский запрет языка целого народа», «возмутительное гонение на украинское слово», «ошеломляющий удар по украинской культуре» и т. п.

Принято считать, что упомянутым актом царский режим, стремившийся держать украинцев в темноте и невежестве, почти на 30 лет (с 1876-го и аж до революции 1905 года) фактически поставил вне закона украинскую культуру. Разве это не варварство? Разве не возмутительно? Не ошеломляющий удар?

Но так ли все было на самом деле? Нет, не так! Попробую доказать это, опираясь на факты. А также на свидетельства самих деятелей украинского движения. Цитаты из их признаний будут приведены ниже. Чтобы не повторяться в характеристиках, предварительно поясню для читателей, недостаточно хорошо знакомых с историей украинства: упомянутые ниже Михаил Драгоманов, Павел Чубинский, Дмитрий Дорошенко, Павел Житецкий, Сергей Ефремов, Матвей Яворский, Любовь Яновская, Евгений Чикаленко, Николай Лысенко, Юрий Цветковский, Дмитрий Антонович, Иван Франко, Иван Нечуй-Левицкий, Иван Пулюй, Борис Гринченко, Петр Стебницкий, Гнат Хоткевич, Владимир Науменко – все это видные деятели украинского (поначалу называвшегося украинофильским) движения. Некоторые из них были учеными, некоторые писателями, один – композитором, но главное – они занимались политикой, что их всех и объединяло.

Сделав такое замечание, перейду к сути.

Указ, которого не было

Сразу уточню: никакого «Эмсского указа» как законодательного акта не существовало вообще. 30 (18 по старому стилю) мая 1876 года в немецком курортном городке Эмс император Александр II скрепил своей подписью журнал заседаний «Особого совещания для пресечения украинофильской пропаганды». Выводы, к которым пришло Особое совещание, были изложены по пунктам и представляли собой комплекс мер, предлагаемых для «пресечения опасной в государственном отношении деятельности украинофилов».

Так, в пункте 1 предлагалось усилить контроль за ввозом в Российскую империю книг и брошюр на малорусском наречии из-за рубежа (подразумевалась, прежде всего, австрийская провинция Галиция – заграничная малорусская литература издавалась почти исключительно там). Для импорта таковой печатной продукции теперь оказывалось недостаточным одобрения местных цензоров (которых можно было подкупить, обмануть или привлечь на свою сторону). Требовалось разрешение Главного управления по делам печати.

Пункт 2 запрещал печатание и в самой России сочинений на малорусском наречии, кроме исторических памятников (включая сюда произведения народного творчества – песни, сказки, пословицы) и художественной литературы.

Пункт 3 воспрещал «всякие на том же наречии сценические представления, тексты к нотам и публичные чтения (как имеющие в настоящее время характер украинофильских манифестаций)».