Загадки любви - [12]

Галя передавала мне слухи, циркулирующие на кафедре. Большинство считает, что я повела себя неразумно: вначале, говорят, пусть защитится, а потом можно и права качать. А иные думают, что я принимала только техническое участие в работе, помогала доценту проводить социологические опросы, так что и возникать нечего. И однажды сам Лунин подошел ко мне и отеческим тоном заявил:

– Дашенька, не спешите поперед батьки в пекло. После своей защиты я помогу и вам определиться с диссертацией. Вам следует изменить направление исследований, приблизить их к сегодняшнему дню.

Каков наглец! Я чуть не плюнула ему в глаза, но сдержалась. Я уже решила искать новое место работы, но, пока не нашла, приходится терпеть его издевки.

Дома тоже стараюсь выглядеть беззаботной, не реагирую на мамины колкости. Она предупреждала, что Кир примитивен и мне не пара, а я ее не послушала, вот теперь и кукую одна – это ее выражение. Представляю ее реакцию, расскажи я, с каким нахальством он кинул меня. Но я молчу, однако не перестаю думать о том, что заставило его бежать с такой поспешностью. Пыталась звонить ему на мобильный, но ответом было «абонент вне доступа». У Кира десяток мобильников, и он вполне может выкинуть один. Я поставила точку в этой истории и решила больше не искать с ним встречи.

Зато все живее становится моя переписка по Интернету с Артуром. Вечерами я надолго зависаю перед компьютером, паря между небом и землей. Понимаю, что в реале ничего серьезного быть не может, но уже не могу без его писем.

Не забывает меня и Люсьена. Звонила, интересовалась, как я привыкаю к своему одиночеству, сочувствовала, что я теперь вынуждена жить с родителями. А на днях пригласила к себе в массажный кабинет. Обещала обслужить бесплатно, по-свойски – знает, что я в долгу не останусь. Год назад я немало времени потратила на ее непутевого Ваську, помогая как психолог определить его склонности. Выбор-то мест для учебы у парня был невелик: еле одолел девятый класс, в свидетельстве пестрели одни тройки. Теперь доволен – учится на повара.

Я улеглась животом вниз на высоком массажном столе, опустив лицо в овальный вырез на его краю, – мои глаза смотрели в пол, на желто-коричневые разводы линолеума. У Люсьены мощные, крепкие руки, ладони с лопату, но пальцы ее так ловко и умело гладили и мяли мою спину от головы до копчика, что по телу разливалось приятное тепло. Работа руками не мешала Люсьене болтать. Ругала Ваську, говорила о ценах, попутно жаловалась на усталость и слабость. Это с ее-то лошадиным здоровьем! Не может понять, что всех денег все равно не заработаешь – ослабила бы прыть. Также интересовалась тем, притерпелась ли я к отсутствию Кира. Однако я не могла отвечать ей в своем неудобном положении и только слушала. Но Люсьена не очень и нуждалась в моих ответах – мысли ее постоянно скакали, а слова не поспевали за мыслями. А когда она вспомнила об Артуре и спросила, как идет наша переписка, я порадовалась, что имею право не отвечать.

Потому что секундой ранее, разомлев от массажа, я увидела вдруг среди размытых разводов напольного узора лицо Артура. И как бы часто я ни моргала, избавиться от возникшего наваждения была уже не в силах. Некстати вспомнилось научное объяснение: подсознание видит то, что хочет видеть – хоть в облаках, хоть в кофейной гуще, хоть в рисунках на линолеуме. Тесты Роршаха на этом основаны. И вновь пересилило иррациональное – какой выразительный портрет!

Ничего общего с неудачной фотографией из почты, где его улыбка кажется слегка вымученной. Изображение, увиденное мною сейчас на полу, было навеяно нашим недавним сеансом видеосвязи в Интернете. Поскольку веб-камера была только у Артура, я могла лицезреть его, сама же оставалась невидимкой. Он сидел за сотни километров от меня, у своего компа. Изображение было нечетким: скользящие тени, случайные блики, сдвоенные линии, но движение превращало образ в живого человека – теперь я окончательно узнала своего Арта! Обхватив ладонями пылающие щеки, пыталась усмирить свое волнение и радовалась, что собеседник меня не видит. Когда сон становится явью, трудно сохранять спокойствие. А голос Артура, низкий с хрипотцой, был для меня абсолютно нов и совершенно завораживал. Я с трудом улавливала смысл того, о чем он говорил. Между тем Артур вспоминал о первых годах пребывания за границей и о поздних, уже печальных событиях в его семье. Рассказ впечатлил меня.

Какое-то время братья Палецкие учились в одном из университетов Праги, совмещая редкое посещение лекций с необходимостью зарабатывать деньги на обучение. В их университете не исключали за неуспеваемость, отчисляли только за неуплату, так что братья со временем перешли в разряд «вечных студентов». Они участвовали в манифестациях, зеленом движении, увлекались музыкой и девушками. Подрабатывали на бензоколонке, в кафе. Артур начал писать статьи, подумывал о карьере журналиста, но затем его увлекло писательство. А Витя так и оставался неприкаянным, немного переводил, но ничем особенным себя не проявил, разве что сумел окончить курс и получить степень бакалавра гуманитарного профиля. И когда мой Артур – я смею назвать его моим – уже определился с призванием и продолжал идти к своей цели – публикации книги, Витя бездумно путешествовал на отцовские деньги по миру.