Загадки истории. Крымское ханство - [134]

Сам же хан Мюрад Герай характеризуется в русских источниках в высшей степени позитивно. Так, в то время, когда чиновники татарские, согласно сообщениям послов Тяпкина и Зотова, иногда говорили с послами «зело запалчиво, острыми и гордыми словами, которые трудно и писанию предать», «с сердцем и с шумом», сам хан «слушал прилежно и милостиво», а «выслушав говорил тихо и милостиво усмехаючись». Мюрад Герай даже «желаючи… с Великим Государем (московским) дружбы и любви, изволил оставить древние обычаи палаты своей» и не приказывал над послами «безчестного принуждения чинить», насильно заставляя их бить земной поклон хану. В. Тяпкин и Н. Зотов кланялись хану «по воле своей». Когда же хан присягал с целованием Корана и передавал грамоту не лично в руки послам, а через одного из своих чиновников, то даже просил их не обижаться, поскольку «самому его ханову величеству из своих рук для страху морового поветрия отдать не годится, а не для какие гордости и нелюбви». Как бы то ни было, такая благожелательная политика хана приносила свои позитивные плоды в виде богатых поминок от московского царя, и не исключено, что именно с этой целью он и любезничал с послами, чтобы те составили и сообщили царю блогоприятное мнение о нем. Когда же послы просили, чтобы Мюрад Герай поклялся в дружбе московскому царю и от имени будущих ханов крымских, то татарский правитель мудро заметил: «Почему де нам, по смерти своей, правду в сердцех их и крепости веры в душах их ведать; о том де вам и говорить сором. И выговоря, рассмеялся и молвил: на сем де свете мало того обретается, где бы государские наследники содержали правду предков своих».

Столь же благожелательно отзывались эти послы и о нурэддине Сеадете Герае: «Нурадын Саадет-Гирей-салтан молод, лет в 30, лицом добр, одним глазом крив, ростом повысок; разумен и в разговорах ласков». И потому не исключено, что либо Тараканов оговорил нурэддина, либо сам виноват был в том, что с ним произошло. По крайней мере, источники содержат жалобу на то, что он обманывал татар во время выкупа пленных. Бегадыр-ага, визирь Селим Герай-хана, даже сообщал об этом князю В. В. Голицину, завершая письмо словами: «Делать несправедливости, не отдавая взятых в долг денег, – это неподходящее дружбе и братству дело!».

Показное дружелюбие с целью получения богатых поминок на некоторое время скрадывало факт провинциализации внешней политики Крымского ханства и утраты им своего прежнего значения в регионе. Однако оно не могло отменить главного – судьба как украинских казаков, так и крымских татар отныне окончательно вершилась не в стертом с лица земли Чигирине или провинциально-пограничном Киеве и не в утопавшем в гаремной неге Бахчисарае. Судьба Крымского ханства и Украинского гетманского государства отныне была в руках Стамбула, Москвы и Варшавы.

Для крымского хана это проявилось в очень скором после заключения Бахчисарайского мирного договора низложении. Историк Мехмед Герай пишет об отставке Мюрада І Герая после поражения турецко-татарской армии под Веной, отмечая, что татарская знать не желала смены хана и всячески заверяла его в своей преданности: «Когда весть о его отрешении пришла в татарский военный стан, то все султаны и прочие крымские карачи – ширинские, мансурские, седжеутские мурзы и беи собрались в одно место и на совете решили, что они довольны и предовольны своим ханом и положительно не знают уважительной причины к его отставке. Затем все пошли к хану и клятвенно заявили ему, сказав: “Мы довольны тобою; мы не желаем твоей отставки; впредь мы не примем другого хана!” Он же отвечал на это: “Да, так вы говорите; но только крымский люд до сего времени не славился твердостью в своих клятвах и договорах. Пустые только речи, а стойкости и твердости нет. Вы разумно сделаете, предоставивши нас нашей собственной участи”. Тогда они стали пуще прежнего клясться. Затем начали связывать мосты на Дунае, чтобы переправляться; поднялся страшный гомон, а ночью все разбежались». Столь высокую популярность хана в народе историк объясняет тем, что при нем «московский краль, проклятник, три года платил трехгодичную казну, а потом уже давал только годичную. Крымские татары так были благоденственны и благоустроенны в его время, что полтора ока хлеба продавали по одному акчэ, а пеструю брюшчатую шубу по пяти бешлыков».

Впрочем, то, что нравилось самим татарам, могло не устраивать Высокую Порту, гнев которой могла накликать излишняя самостоятельность хана на внешнеполитической арене и самодеятельность в делах внутреннего управления ханством. В частности, Мюрад І Герай стремился всячески ограничить возможности вмешательства турецкого султана во внутренние дела Крымского ханства и выступал за возрождение древнего чингизидского права торэ в противовес исламскому шариату. Однако отныне судьба Крымского ханства вершилась в Стамбуле, а не в Бахчисарае, и султан не преминул показать, кто в доме хозяин.

Были конечно же и попытки вырваться из порочного круга зависимости, предпринимавшиеся как татарами, так и украинцами. Самостоятельная внешняя политика Ивана Мазепы, стремившегося сменить покровителя с российского царя на шведского короля, стала, пожалуй, наиболее яркой из них. Долгое время не оставляли надежды оторвать казацкую Украину от Московии и крымские ханы. Договор 1692 г. старшего канцеляриста Генеральной войсковой канцелярии Гетманщины Петра Иваненко (Петрика) с Крымским ханством и предоставление Войску Запорожскому протекции в 1709–1734 гг. ярко свидетельствуют об этих устремлениях крымских правителей. Впрочем, как и в случае с попыткой Ивана Мазепы, они не смогли получить реального воплощения в жизнь и остались на бумаге.