Загадки цинхоны - [17]
Получив зеленые, белые, ароматные дары, настойчивый человек брался за топор. В этом «виновата» сама липа: слишком уж хороша ее древесина! Белая, мелкопористая, легкая и, главное, обладающая удивительной способностью не трескаться и не коробиться.
И вот белое липовое тело уж становится чертежной доской, пищевой тарой, материалом для художественной резьбы. Кому приходилось любоваться прекрасным искусством русских крепостных мастеров резьбы по дереву в Останкинском дворце в Москве или в Зимнем и других дворцах Ленинграда, тот должен знать, что все эти причудливые резные карнизы, цветы, плоды, амуры изготовлены именно из древесины нашей русской липы.
Но тот, кто рубил деревья и отвозил липовые бревна и доски для украшения роскошных дворцов — российский крестьянин, крепостной или «вольный», — он тоже не мог обойтись без липы, но только совсем по другой причине, нежели его господин. Не зря говорили в народе: «Сосна кормит, а липа обувает». В одном лишь 1889 году она обула в лыковые лапти более 25 миллионов русских крестьян. Известно, что лапти быстро изнашиваются, и на год их требовалось только одному человеку 40 пар. Не мудрено, что в том же году в России, как свидетельствуют статистические данные, было изготовлено около 500 миллионов пар лаптей, то есть было истреблено почти полтора миллиарда молодых липовых деревьев: для одной пары лаптей нужно содрать (именно содрать) лыко с 2–3 молодых липок!
Нет у нас теперь такой «обувной промышленности», но липовая кора ценится все так же высоко. Она необходима для изготовления лубка, лубяных волокон, которые находят большое хозяйственное применение.
Вот сколько пользы человеку от липы! А ведь мы еще не вышли за пределы сюжетов производственно-экономических, ничего не сказали о красоте, поэзии — неизменных спутниках медового дерева. Ботаники зовут липу за форму листа, напоминающую сердце, сердцелистою. Правда, кроме сердцелистой липы, в наших ботанических садах, а то и в городских насаждениях можно встретить около 15 других ее видов. Есть липа амурская и американская, крупнолистая и серебристая. Почти все они очень декоративны.
Необычайно поэтичны липовые аллеи в старинных подмосковных усадьбах. Подлинно эстетическое наслаждение доставляет старая дорога из Винницы в небольшой украинский городок Немиров, обсаженная липами на всем протяжении. Растут эти почти 200-летние ветераны еще со времен Суворова и, говорят, посажены его чудо-богатырями.
А прославленная Пушкиным липовая аллея Михайловского парка, одного из лучших образцов садово-паркового искусства того времени! Аллея открывается и завершается круглыми зелеными шатрами, образуемыми густыми кронами вековых деревьев. Один из шатров особенно привлекал Пушкина; здесь он любил читать, предаваться раздумьям, отсюда он всегда ходил на озеро и «остров уединения», покрытый и теперь старыми липами, соснами, елями, кленами — современниками поэта.
Славится и старинный парк Ивана Сергеевича Тургенева в Спасском-Лутовинове, на Орловщине. Медовый аромат в период цветения разносится отсюда далеко вокруг. Приятно в знойный июльский день пройтись здесь «аллеей ссыльного», где каждую липку посадил своими руками великий писатель, посидеть под великолепным шатром излюбленной им беседки. В пору цветения может показаться, что сюда собрались пчелы всей земли: их тысячеголосый гул слышен издалека…
«Рос на опушке рощи клен…»
…Сколько их, старых и молодых, раскудрявых и зеленых, можно встретить в наших лесах и парках. Кажется, будто внешне ничем особенным и не выделяется кленовое племя среди лесных собратьев, но в народе оно и любимо и тепло воспето.
Думается, это дань очень его простой, но тем и пленительной красоте…
Помнится, мне не раз приходилось ходить одной и той же старой кленовой аллеей: клены были как клены…
Но однажды ранней весной я будто впервые увидел их. Вокруг лежал еще не тронутым покровом снег, в голых ветвях окружающих деревьев свободно гулял уже теплый по-весеннему ветер, а клены слегка раскачивали свои курчавые головы, увенчанные необыкновенно нежными, обильными цветами. Над тысячами маленьких желтовато-зеленых букетиков витала легкая прозрачно-золотистая пелена дымки. Кажется, невозможно подобрать ни слов, ни красок, чтобы передать редкое очарование этого весеннего цветения.
«Да, прав был старый лесник, — подумал я, — говоривший мне не раз о клене: „Самый красивый“».
Подошел ближе. Могучие силы весны бушевали в кленовых стволах. Как молодое вино, выплескивался из-под коры сладкий прозрачный сок и, растекаясь, темными широкими мазками покрывал его светлосерую одежду. Прислушиваюсь и не понимаю: то ли живительные соки шумят-бродят в его деревянном теле, то ли крылатые труженицы-пчелы гудят, лакомясь целебным нектаром щедрых кленовых цветов?
С тех пор я каждую весну навещаю полюбившиеся мне старые клены. Летом наслаждаюсь прохладной их тенью, а с наступлением осени снова удивляюсь красоте и прелести осеннего цветения. Строго говоря, это, конечно, не цветение. Но как назовешь настоящее буйство кленов в предчувствии зимней стужи? В чистом прозрачном воздухе осени листья то ослепительно сверкают золотом, то покрываются багрянцем, то пламенеют горячим пурпуром. Невообразимым богатством оттенков — от зеленого до золотого, оранжевого и красного — красуется клен до первых осенних заморозков. И только сбросив свой пестрый многоцветный наряд, впадает в непродолжительный, тревожный сон, настороженно ожидая благословенного весеннего часа.
