«Загадка женственности»['The Feminine Mystique'] - [24]

Она поместила в газетах только одно объявление, но домохозяйки и их дочери, никогда не видевшие другой жизни, съехались из разных мест в радиусе пятидесяти миль, чтобы послушать ее речь.

Несмотря на социальные и психологические различия, те, кто вел борьбу за права женщин раньше, да и потом, имели уровень развития выше среднего и получили более глубокое для своего времени образование. Иначе какие бы чувства они ни испытывали, они не смогли бы разглядеть те предрассудки, которыми оправдывали деградацию женщин, и не смогли бы выразить словами свои неортодоксальные мысли. Мэри Уоллстонкрафт занималась самообразованием, а затем училась у тех английских философов, которые выступали за права человека. Отец научил Маргарет Фуллер читать классическую литературу на шести языках, а позже она была вовлечена в эмерсоновский кружок философов-трансценденталистов. Отец Элизабет Кейди Стэнтон, будучи судьей, дал дочери лучшее по тем временам образование и, кроме того, разрешил ей посещать слушания тех дел, которые он вел в суде. Эрнестина Роуз, дочь раввина, восставшая против исповедуемой в доме религиозной доктрины, которая закрепляла за женщиной подчиненное положение по отношению к мужчине, получила образование путем «независимого размышления» над идеями великого утописта Роберта Оуэна. Она также нарушила ортодоксальный религиозный обычай и вышла замуж за человека, которого любила. Даже во времена самых яростных битв за права женщин она настаивала на том, что не мужчина как таковой является врагом женщины: «Мы боремся не с мужчинами, а с порочными принципами».

Эти женщины не были мужененавистницами. Юлия Уорд Хоуве, блистательная и прекрасная дочь «Нью-Йорка-400», глубоко изучавшая все, чем бы она ни интересовалась, опубликовала «Республиканский боевой гимн» анонимно, потому что ее муж был убежден, что ее жизнь должна быть посвящена ему и их шестерым детям. Она не принимала участие в движении суфражисток до 1868 года, то есть до тех пор, пока не встретила Люси Стоун, которая, как она позже признавалась, «долгое время была, как я тогда считала, мне крайне неприятна. Когда же я увидела ее прелестное женственное лицо, услышала ее искренний голос, я поняла, что объект моей неприязни существовал только в моем воображении, созданный бессмысленным и глупым заблуждением… Единственное, что я смогла сказать: "Я с вами"».

Ирония мифа о женщинах-мужененавистницах состоит в том, что так называемые эксцессы феминисток были результатом их беспомощности. Когда общество считает, что женщины не имеют, да и не заслуживают того, чтобы иметь, какие-либо права, как им помочь себе? Вначале казалось, что они могут только говорить. После 1848 года они каждый год устраивали собрания в защиту прав женщин в маленьких и больших городах, собирали общенациональные съезды и съезды отдельных штатов: Огайо, Пенсильвании, Индианы, Массачусетса. Они могли до скончания века говорить о правах, которых у них не было. Но как могли появиться законодатели, которые решали бы вопросы в пользу женщин, которые позволили бы им оставлять себе собственные доходы или детей после развода, когда они не имели даже права голоса? Как могли женщины организовать и финансировать кампанию за получение избирательного права, если у них не было ни своих денег, ни права на собственность?

Сам факт обостренного восприятия общественного мнения, которое вырабатывается в женщине в результате такой полной зависимости, делал болезненным каждый шаг, который помогал женщине выйти из ее нежной тюрьмы. Даже когда они попытались изменить условия, которые они были в состоянии изменить, им пришлось столкнуться с насмешками. Фантастически неудобные платья, которые носили «дамы» в то время, были символом их рабства: затянутые так туго, что едва могли дышать, они надевали полдюжины нижних юбок, весящих от десяти до двенадцати фунтов и таких длинных, что подметали весь мусор на улице. Образ феминисток, снимающих с мужчин брюки, в определенной степени возник в связи с появлением костюма «блумер», состоящего из жакетки, юбки до колен и брюк до щиколоток. Элизабет Стэнтон вначале носила его с удовольствием, ей удобно было в нем делать домашнюю работу, так же как в наше время молодой женщине удобно носить шорты или слаксы. Но когда феминистки стали появляться в этих костюмах на людях как символ эмансипации, грубые шутки газетчиков, уличных бездельников и мальчишек были просто невыносимы для их женской чувствительности. «Мы надеваем этот костюм, чтобы иметь большую свободу, но что такое физическая свобода по сравнению с моральным рабством», — сказала Элизабет Стэнтон и сняла свой блумер. Большинство женщин, в частности Люси Стоун, перестали носить его из чисто женских соображений: он не очень удачно подчеркивал их фигуру. Только сама миссис Блумер продолжала носить его, так как была чрезвычайно миниатюрной и очень хорошенькой.

Тем не менее необходимо было избавить умы мужчин, умы других женщин и свой собственный разум от мысли, что женщине нужна эта беспомощная нежность. Когда они решили собрать подписи под петицией в защиту права замужних женщин на владение собственностью, частенько сами женщины захлопывали двери перед их носом, самоуверенно замечая, что у них есть мужья и они не нуждаются в законах, которые бы их защищали. Когда Сьюзен Энтони и женщины из ее команды собрали за десять недель шесть тысяч подписей, Ассамблея штата Нью-Йорк встретила их раскатами хохота. В виде насмешки Ассамблея объявила, что поскольку дамы всегда получают «лучшие кусочки» за столом, лучшее место в экипаже и выбирают, на какой стороне постели спать, то «если и есть какие-либо неравенства или притеснения, так от них страдает не кто иной, как мужчина». И они отложили рассмотрение дела до тех пор, пока петиция не будет подписана не только женой, но и мужем. Они также порекомендовали обеим сторонам обратиться с просьбой о принятии закона, требующего обмена костюмами, «чтобы муж мог носить нижние юбки, а жена бриджи».