Загадка третьей мили - [36]

Морс словно прирос к своему креслу, ошеломленно глядя на сержанта. Видно было, что он по достоинству оценил мысль Льюиса. Он вспомнил, что после визита к зубному врачу он и сам пришел к точно такому же заключению, хотя на эту мысль его натолкнули совсем другие обстоятельства. Но он понял, что, справедливости ради, он должен похвалить сержанта.

— Знаете, говорят, глаза начинают терять свою остроту в возрасте семи-восьми лет, а мои начинает сдавать примерно на двадцать лет позже. Но ваш мозг, Льюис... Такое впечатление, что он становится острее с каждым днем.

Льюис был польщен, он откинулся назад и вежливо произнес:

— Это, должно быть, из-за того, что я работаю с вами, сэр.

Но Морс казалось, уже не слышал его. Неподвижный взгляд инспектора был устремлен на двор, покрытый асфальтом. Льюису был знаком этот взгляд. И так в глубокой задумчивости Морс сидел в течение довольно долгого времени. Льюис успел по второму разу прочитать отчет из медицинской лаборатории, когда Морс вдруг заговорил.

— Знаете, — произнес он, — жизнь действительно такая грустная штука... Есть только одна вещь, в которой можно быть абсолютно уверенным, — это смерть. Мы все умираем, рано или поздно. Даже старина Макс со всей его похвальной осторожностью, вероятно, согласился бы с этим.

— Простите, сэр?

— Мы все умрем, Льюис, даже вы и я, точно так же, как тот бедолага, которого мы выловили из канала. Здесь нет исключений.

— А разве это не был единичный случай? — спросил Льюис спокойно.

— Вы верите в это?

— Да.

— М-м-м.

— Почему вы вдруг заговорили обо всем этом, сэр, ну, я имею в виду — о смерти и прочем?

— Я просто думал о Брауни-Смите, вот и все. Я просто думал о том, что человек, которого мы все считаем мертвым, на самом деле, скорее всего, жив, вот и все.

«Вот и все». Незадолго до этого Льюис тешил себя надеждой, что на один-два шага опередил Морса. Но теперь, как всегда смущенно покачав головой, он в очередной раз убедился, что на самом деле Морс был на полдюжины шагов впереди всех на свете.

Так что он сел, как апостол в Священном Писании, у ног своею учителя, сомневаясь, стоит ли вообще утруждать себя мыслями о чем бы то ни было.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ Пятница, 25 июля

Морс решает воспользоваться гостеприимством еще одного должностного лица в Лонсдейле, в то время как Льюис занимается совершенно примитивной работой.

Морс понимал, что пора наконец что-то предпринять. В их распоряжении был костюм мертвого мужчины, и с него вполне можно было начать, потому что Льюис, разумеется, совершенно справедливо подозревал, что minutes detruitus[14] жизни сохраняются в самых невероятных местах, таких, как подкладки в карманах и складки рукавов.

Кроме того, имелся загадочный персонаж по фамилии Гилберт, которому было предоставлено право свободного доступа в комнату, где оба письма и были, но всей вероятности, напечатаны; тот самый Гилберт, который занимается упаковкой и перевозкой мебели и который в эту самую минуту, возможно, передвигает последние ящики и коробки...

Да, теперь было самое время что-то предпринять.

В машине Льюис сел за руль, а Морс — назад, сделавшись, как всегда, мрачным и некоммуникабельным. Они поехали через Сент-Джилс и Корнмаркет, затем свернули налево к Карфаксу и вскоре уже были в самом Лонсдейле, на Хай-Стрит. В привратницкой к ним навстречу вышел уже знакомый молодой человек. Но на этот раз он наотрез отказался выдавать ключи от какой бы то ни было комнаты, прежде чем не переговорит с начальством. Пока Льюис вел переговоры с привратником, Морс пытался пройти к казначею, но в этот момент в вестибюль вошел человек, которого Морс видел уже несколько раз, когда обедал в Лонсдейле. Это был проректор.

Не прошло и десяти минут, как Льюис с двумя ключами в руке поднимался по лестнице, а Морс сидел, удобно расположившись в глубоком кресле, в кабинете проректора, соглашаясь с тем, что, хотя сейчас еще довольно рано, вполне можно позволить себе пропустить стаканчик чего-нибудь спиртного.

— Как видите, инспектор, — произнес проректор, продолжая беседу, — это довольно неприятная история, хотя и в каком-то смысле в ней нет ничего особенного. Они просто не выносят друг друга, причем так было всегда. Но, надо отдать им должное, они никогда не проявляли своей враждебности открыто. За исключением одного-единственного случая. Это было пять лет тому назад.

— И с тех самых пор они не сказали друг другу ни единого слова?

— Да, совершенно верно.

— Какова же причина?

— О, в этом нет большого секрета. Я думаю, каждый в колледже знает об этом, за исключением одного-двух студентов первого курса.

— Расскажите и мне об этом.

Как выяснилось, при выборах ректора колледжа в Лонсдейле должны соблюдаться два основных условия: первое — любой кандидат должен быть мирянином; второе — претендент избирается голосами восьми преподавателей колледжа и должен получить как минимум шесть голосов «за». Выборы считаются недействительными в том случае, если хотя бы голос одного из преподавателей будет «против». Несмотря на так называемое тайное голосование, эта история, что произошла примерно пять лет назад, была известна всем. Доктор Брауни-Смит был выдвинут на должность ректора и не прошел из-за тою, что один голос был «против», он-то и разрушил его предвыборные надежды. Всем было также известно, что, когда в свою очередь был выдвинут господин Вэстерби, на одном-единственном листке было четко выведено «нет». Третий претендент выступал в качестве компромиссного варианта, он также был одним из преподавателей колледжа, и, ко всеобщему облегчению, он то и стал ректором колледжа.