Загадка штурмана Альбанова - [7]

Только 28 июля (10 августа) 1912 года «Св. Анна» — наконец-то! — вышла из Петербурга. Огибая Скандинавию, она заходила в датские и норвежские порты для приобретения недостающего китобойного снаряжения и для экскурсий пассажиров, взятых на вполне комфортабельное судно в качестве туристов до первого русского порта, — таким образом планировалось тоже утяжелить казну зверобойного товарищества, — из Архангельска они должны были вернуться в Петербург железной дорогой. В Дании на борт судна поднялась вдовствующая императрица Александра Федоровна, мать императора Николая II. Г. Л. Брусилов 27 августа из Трандгейма писал по этому поводу своей матери: «… здесь я запасся всем необходимым для китобойного дела и зверобойного. Следующий порт Тромсе, потом Варде и Александровск. В Архангельск совершенно нет времени зайти. Очень жаль, что в подробностях не могу описать посещение императрицы. Сначала я был у нее, потом она приехала ко мне на судно и осматривала все, говорила с командой…»

«Св. Анна» зашла, чтобы окончательно загрузиться углем, водой, продовольствием, снаряжением и забрать последних членов экипажа, и здесь на Г. Л. Брусилова свалилась, правда, уже не столь неожиданная, но убийственная весть: лейтенант Н. Андреев и еще двое пайщиков, в том числе доктор, отказались от участия в экспедиции. По болезни или под предлогом болезни отказались от экспедиции механик, штурман В. Бауман (впрочем, штурманом его можно было назвать с некоторой натяжкой, он не был профессиональным моряком, а всего лишь членом «Петербургского кружка любителей спорта», знавшим штурманское дело) и несколько матросов. Экспедиция была на грани краха, она могла закончиться, так и не начавшись. Г. Л. Брусилов посоветовался с В. И. Альбановым. который оставался кроме него, Брусилова, единственным офицером на судне, и решили, что они будут стоять на вахте поодиночке поочередно, а вместо списавшихся на берег матросов Г. Л. Брусилов принял на судно несколько оказавшихся в Александровске-на-Мурмане без работы архангельских поморов.

Но была еще одна, казалось, неразрешимая проблема: уходить в тяжелое полярное плавание, где на всяком шагу грозили опасности, без врача? Неожиданно исполнять обязанности врача вызвалась одна из пассажирок — двадцатидвухлетняя Ерминия Александровна Жданко, отправившаяся в плавание на «Св. Анне» из Петербурга до Александровска-на-Мурмане лишь потому, что врачи ей, страдающей малокровием, рекомендовали лечение морским воздухом. Почему она отправилась в морское путешествие именно на «Св. Анне»? Потому что она была дальней родственницей Г. Л. Брусилова, к тому же приходилась племянницей начальнику Гидрографической экспедиции Тихого океана, известному гидрографу М. Е. Жданко. Она закончила самаритянские курсы сестер милосердия и, глубоко переживая положение безвыходности, в котором оказалась экспедиция, предложила себя в экспедицию в качестве доктора.

Г. Л. Брусилов пытался ее отговорить: она сама нуждается в лечении, к тому же это не женское дело, одна среди двух десятков далеко не интеллигентных, даже грубых, мужчин и не представляет все трудности экспедиции, не говоря уж о матросском поверье, что женщина на экспедиционном судне не к добру… Но она была упорна, и он, внутренне радуясь такому выходу из создавшегося положения, вынужден был с ней согласиться. В письме матери, в последнем письме, отправленном им 14 сентября уже из Югорского Шара, Г. Л. Брусилов так описывает события последних дней:

«Здесь, в Александровске, было столько неприятностей. Коля (Н. Андреев. — М.Ч.) не приехал, из-за него не приехали Севастьянов и доктор. Нас осталось только четверо: я, Альбанов (штурман) и два гарпунера из командного состава. Младший штурман заболел, и его нужно оставить по совету врача. Когда было мрачное настроение: один болен, другие не приехали, то Ерминия Александровна решила внезапно, что она пойдет, я не очень противился, так как нужно было хотя бы одного интеллигентного человека для наблюдений и медицинской помощи. К тому же она была на курсах сестер милосердия, хотя бы что-нибудь.

Теперь она уже получила ответ от отца. И окончательно решено, что она идет с нами. Вообще она очень милый человек. И если бы не она, то я совершенно не представляю, что бы я делал здесь без копейки денег. Она получила 200 рублей и отдала их мне, чем я и смог продержаться, не оскандалив себя и всю экспедицию… Деньги дядя задержал, и стою третий день даром, когда время так дорого. Ужасно.

Ну ничего, сегодня все как-то налаживается. Уголь морское министерство дало, но за плату, деньги, надеюсь, сегодня дядя вышлет. Крепко любящий тебя Юра».

Письмо, написанное в Александровске, датировано 14 сентября, но написано оно скорее 10 сентября, в день отплытия, потому как 14-го они были уже в Югорском Шаре, где из с. Хабарово отправили последнюю почту. Что касается ответа отца Ерминии Александровны, из письма Георгия Львовича можно предположить, что оно было разрешающим, на самом же деле телеграмма отца была таковой: «Путешествию Владивосток не сочувствую. Решай сама. Папа».