Загадка Лаудуотера - [13]

. В области литературы у него был безупречный вкус.

Холлоуэй провел помощника егеря в комнату, объявил: «Уильям Ропер, милорд», и удалился.

Лорд Лаудуотер продолжил чтение только что начатого абзаца. Уильям Ропер по-прежнему без страха смотрел на лорда; его уверенность в важности выполняемого им долга была так велика, что он даже прокашлялся.

Лорд Лаудуотер дочитал абзац и, нахмурившись, взглянул на нарушителя спокойствия:

— Ну, что там у тебя? А? Что тебе нужно?

— Ваша светлость, это насчет ее светлости. Я думаю, вашей светлости нужно узнать об этом — это вольности такого рода, которые ваша светлость не пожелает терпеть.

Некоторые аристократы тут же послали бы Уильяма Ропера к черту. Но лорд Лаудуотер к ним не принадлежал. Он сложил газету, положил ее рядом со своим стаканом, наклонился вперед и глухо сказал:

— О чем, черт возьми, ты говоришь? Выкладывай!

— Я видел полковника Грея… джентльмена, остановившегося в «Телеге и лошадях»… Он поцеловал ее светлость в Восточном лесу.

Первым впечатлением лорда от этой новости было невероятное изумление. Он был глубоко убежден, что его жена — хладнокровное, бесстрастное создание, не способное ни на проявление теплых чувств, ни на то, чтобы пробудить их в ком-нибудь. Он уже позабыл о том, что когда-то женился на ней по любви — и по страстной любви.

— Ты чертов лжец! — задохнувшись, выдавил лорд.

— Ваша светлость, это вовсе не ложь. С чего бы мне врать об этом? — оскорблено ответил Ропер.

Лорд Лаудуотер неотрывно смотрел на него. Парень говорил правду.

— И как она отреагировала? А? Влепила ему пощечину? — разгорячился лорд.

— Нет. Она позволила ему сделать это, ваша светлость.

— Позволила? — взревел Лаудуотер.

— Да. Кажется, она ничуть не смутилась, ваша светлость, — прямо сказал Уильям Ропер.

— И что было дальше? — возопил лорд, вскочив с места.

— Они прошли в беседку, ваша светлость. Там они пили чай. По крайней мере, я видел, как ее светлость прошла к двери и вылила горячую воду из заварочного чайника.

— Чай? Чай? — воскликнул лорд так, как люди обычно кричат: «Горим! Пожар!»

Но затем, даже пребывая в ужасной ярости, он понял, что для того чтобы разобраться с этим делом, нужно взять себя в руки. Он сделал большой глоток виски с содовой, прошелся туда-сюда по комнате, скрежеща зубами, вращая глазами и щелкая пальцами правой руки. Никогда еще гнев не пылал на его лице так ярко — оно побагровело и стало почти пурпурным. Глаза лорда также выкатились, как никогда прежде.

Он остановился и прохрипел:

— Как долго они пробыли в беседке?

— В беседке, ваша светлость? Довольно долго — наверное, часа полтора, — ответил Уильям Ропер, тихо гордясь тем, какое впечатление его доклад произвел на его работодателя.

А работодатель смотрел на него так, будто самым заветным его желанием было прямо здесь и сейчас вышибить из этого вестника дух. Впрочем, таково и было самое заветное его желание в этот момент. Но он сдержался — было бы глупо избавляться от такого ценного источника информации.

— Отлично! А теперь убирайся! И держи язык за зубами, иначе я его отрежу! Понял? А? — Лаудуотер так злобно орал на Уильяма Ропера, что парень инстинктивно попятился назад, к двери, закрывая руками лицо.

— Я и… не собираюсь никому рассказывать, — воскликнул он.

— Вот и не стоит! Убирайся! — прорычал его работодатель.

И Уильям Ропер убрался. Вспотевший и дрожащий, он тут же вышел из Замка через заднюю дверь, не остановившись и не сказав никому ни слова, хотя он слышал, как в комнате для слуг Холлоуэй обсуждает с Мэри Хатчингс его таинственный визит. Только когда он прошел около мили, ему удалось убедить себя в том, что он уверенно движется по дороге к Успеху. Ему не приходило в голову, что это убеждение было необоснованным.

Глава IV

Добрых три минуты после ухода Уильяма Ропера лорд Лаудуотер ходил взад-вперед по курительной комнате. Его глаза с красноватым проблеском все еще страшно вращались, и он все еще то и дело щелкал пальцами в муках попытки усмирить бурю у себя внутри и решить, предъявить ли обвинения сначала своей жене или полковнику Грею. Он не мог вспомнить, чтобы когда-либо был так зол за всю свою жизнь; его глаза снова и снова застилала красная пелена.

Тут лорд вдруг решил, что в данный момент больше сердит на полковника Грея. Сначала он разберется с ним. Оливия может подождать. Он поспешил к конюшне и приказал седлать лошадь таким яростным тоном, что два перепуганных конюха оседлали ее для него немногим больше, чем за минуту.

Лорд не сделал никаких попыток поразмыслить о том, что скажет полковнику Грею. Он был слишком зол для этого. Лаудуотер проскакал две мили до «Телеги и лошадей» в Беллингхэме, где остановился полковник Грей, чтобы восстановить свое здоровье и поудить рыбу.

У дверей гостиницы лорд зарычал: «Конюх! Конюх!» Затем, не дожидаясь прихода конюха, он бросил поводья на шею лошади, оставил ее предоставленной самой себе, прошел в бар и проревел испуганной хозяйке, миссис Тернбулл, чтобы та провела его прямо к полковнику Грею. Дрожа, она проводила Лаудуотера наверх, в гостиную Грея на втором этаже. Прежде чем она успела постучать, он ворвался в комнату, распахнув дверь и захлопнув ее за собой.