Загадка Кондор-Хаус - [13]

Она покачала головой:

— Нет.

— Извините, Симона?

— Все это неверно. Я имею в виду реакцию. Я потрясена, да, но такого рода потрясение проходит быстро. В том, как я смотрю на них, не будет никакой неуверенности. Они не видят меня. Они не знают, что я здесь. Они абсолютно беспечны — занимаются любовью и полностью поглощены друг другом. Они совершенно не подозревают о моем присутствии. В подобной ситуации, Маделин, нет необходимости прятаться, уж я-то знаю. Сначала потрясение, да. Но вслед за ним сразу же приходят чувства обиды, отвращения, ненависти. Если бы я хотела заполучить мужчину, то смогла бы убить женщину. И я позже сделаю это по сценарию. Но именно отсюда начинается моя ненависть к Рани. С этого момента. Это сильное всепоглощающее чувство, так что я не могу сдерживать его, глядя на нее. Позже я стану скрывать его, лелеять, оно станет моей тайной и неумолимо повлечет к развязке.

— Разве это соответствует характеру героини, Симона? Стелла нежная женщина, хорошая жена…

— Только до этого момента. Только тонкая нить существует между любовью и ненавистью, Маделин. Между женской нежностью и яростью. Все мы такие. Неужели вы еще этого не поняли?

— Ну, я…

Именно к этому я и стремилась.

Она улыбнулась мне:

— Я знаю, что бы я почувствовала. Знаю, что эта влажная жара, капающая с листьев вода, трепещущая первобытная жизнь вокруг могут сделать с женщиной. Джунгли полны насилия, Маделин, переполнены похотью и убийством. В моем взгляде будет угроза, смертельная угроза. Я медленно отойду от закрытой двери, но то, что я испытываю, будет видно, это я вам обещаю! Я брошу взгляд на малайца Рахмана, только один взгляд — и он перестанет смеяться, уйдет и закроет за собой дверь. Так, и только так я сыграю эту сцену.

Я с сомнением посмотрела на нее. Если она действительно сможет сделать это, во будет сцена!

— Ну? — требовательно бросила она.

Она сможет сделать это, внезапно поняла я. Ее прошлое балерины и личные качества служили доказательством этого.

Меня внезапно охватил подъем, энтузиазм. Сценарий, который прежде казался слабым, фальшивым, мелодраматичным, внезапно обрел остроту и жизненную силу. Этот сценарий поможет создать новый образ большой драматической актрисы для когда-то знаменитой балерины Симоны Стантон.

И он пойдет на пользу Маделин Феррари, на которую была возложена неблагодарная задача — создать сценарий для властной, избалованной немолодой женщины, для женщины, которой, к несчастью, принадлежал контрольный пакет акций «Монтевидео, инкорпорейтед».

— Ну? — снова нетерпеливо спросила она.

— Да, я верю, что вы сможете так это сыграть, Симона. Я так и напишу. Надеюсь, нам удастся убедить Артура Шиллера поставить сцену таким образом.

— Мы убедим его, — заявила она. — Иначе у «Монтевидео» появится новый управляющий.

Я кивнула, встала и решительно сказала:

— На этом наша работа сегодня закончена, Симона. Хочу сразу же писать сцену, пока во мне еще свежо чувство, которое вы сейчас пробудили.

— Хорошо, — бросила она. — Харви ждет меня. Мы уедем на целый день. Надеюсь, вы хорошо проведете время…

Я решила, что это шутка, и улыбнулась, затем стала собирать свои бумаги и заметки. Я решила, что буду работать наверху в своем кабинете. Там мне никто не будет мешать.

Когда она вышла, я с любопытством огляделась, у меня впервые после нашего прихода появилась возможность как следует осмотреть библиотеку. Я увидела портреты на стенах и конечно же трофеи, но почти не смотрела на них, так как мои мысли были обращены к Симоне и сценарию.

Трофеи были вполне обычными — рога и головы, которые я всегда считала способными вселить ужас напоминанием об убийстве животных. Пара превосходных леопардовых шкур лежала на полу. Голова бенгальского тигра, мощного зверя с белыми сверкающими зубами, напомнила мне о Заиде… и это воспоминание заставило меня сжаться.

Видимо, Симона мужественнее, чем большинство женщин, если она действительно сама убила всех этих животных. Я не сомневалась, что умерла бы на месте, если бы передо мной появился кто-нибудь из обладателей выставленных шкур и голов.

Портреты заинтересовали меня больше. И я вдруг поняла, что имел в виду Брюс Монро, когда сказал, будто его голова находится здесь на стене. Я узнала его на портрете, неприметно висевшем в углу. Здесь он был моложе, красивее и более загорелым.

Рассмотрев подпись, я с изумлением обнаружила, что портреты написала сама Симона. Они, конечно, были лишены той живой жизни, которую Тони Ранд вложил в портрет своей жены, но были совсем неплохи.

Я виновато огляделась и, поддавшись внезапному импульсу, развернула портрет Брюса Монро, чтобы посмотреть на его обратную сторону. К ней была прикреплена отпечатанная карточка. Я прочитала: «Брюс Монро. Написан в 1953 г . в Найроби, Кения. Женился 28 июня 1953 г ., Дурбан, Южная Африка. Разведен в марте 1955 г ., Рино, Невада ».

Я в ужасе смотрела на прочитанное. Женщины так не поступают! Они не помещают списки своих мужчин на стене, словно охотничьи трофеи! Но может, напечатанное на карточке не относилось к Симоне. Здесь не говорилось, что он женился на Симоне. Возможно, была другая женщина…