Загадка Иисуса - [21]

Призвание четырех рыбаков и пребывание в Капернауме?

«В этом можно видеть рудимент исторического воспоминания, относящегося к началу деятельности Иисуса в Галилее. Однако, призвание учеников кажется здесь уже изображенным, как верховный акт христа-спасителя, который избирает своих друзей, указывает миссию своим помощникам».

Исцеление прокаженного? Это — нелокализованное символическое чудо.

«Рассказ как будто символически означал то, что ясно выражено в следующем рассказе, а именно силу очищения, оправдания, которая принадлежит сыну человеческому, Христу таинства. Это, значит, является мистическим дублированием первого дня в Капернауме».

История расслабленного? «Здесь вставлено просто дополнение относительно способности сына человеческого и его силы отпускать грехи, что придает чуду исцеления, задуманному сначала, как плод веры, мистический смысл, который' как будто свойственен чуду исцеления прокаженного».

Опоры между Иисусом и фарисеями?

«Они представляют собою отзвук полемики, имевшей место между зарождающимся христианством и юдаизмом».

Эпизод, где близкие Иисуса считают его безумным?

«Факт этот мог не иметь места в той обстановке, о которой здесь говорится и которая, впрочем, здесь недостаточно ясно указана, но рассказ, тем не менее, производит впечатление достоверности в отношении его общего смысла».

Избрание двенадцати?

«Этот рассказ переносит в жизнь Иисуса то, что могло иметь место в качестве установления первой общины. Во всяком случае, это измышление связано с какой-то реальностью: Иисус набрал учеников которые были подобно ему великими экзорцистами (заклинателями и изгонятелями бесов). Христианство родилось в атмосфере, густо насыщенной спиритизмом».

Иисус, утишающий бурю? Здесь власть христа над стихиен «рисует его в его спасительной для будущего христианства роли». Одержимый из Геразы? Этот рассказ, изображающий власть Иисуса над демонами, «имеет подробности, которые могли символизировать будущее обращение язычников». Кровоточащая и дочь Иаира? Здесь рисуется «роль спасителя, который через веру дарует людям милость и бессмертие».

Иисус, не признаваемый пророком в родной стране?

«Хотя этот анекдот и мог символизировать иудейское неверие, объясняя его в некоторой мере местной пословицей, все же то, что говорится здесь об Иисусе, о его матери, о братьях и сестрах производит некоторое впечатление древности и реальности».

Первое умножение хлебов?

«Мы находимся здесь в самой гуще мифологии. Это первый миф об установлении христианской вечери (евхаристии)».

Изгнание бесов, совершенное на расстоянии в отношении молодой язычницы?

«Этот миф означает, что народы должны были быть спасены Иисусом без всякого посещения с его стороны, как это имело место с иудеями».

Исцеление глухонемого? Помещенное на языческую территорию «оно пробуждает идею о спасении язычников и его символизирует». Второе умножение хлебов? «Оно символизирует посвящение язычников в христианское таинство».

Исцеление слепого из Вифсаиды? В своем контексте «этот рассказ может лишь символизировать постепенное воспитание первых учеников, их приверженность к вере и начало иудео-христианской общины, подобно тому как исцеление глухонемого символизирует обращение язычников и начало эллино-христианской церкви».

Петр, заявляющий: ты — мессия (христос)? «Можно было бы задаться вопросом, не является ли это заявление перенесением назад той веры, которую, ученики приобрели лишь после смерти Иисуса? Однако, если Иисус существовал, то его ученики могли после его смерти верить, в то, что он воскрес и жив, лишь в том случае, если они при его жизни верили в его мессианическую миссию, хотя эта вера должна была обнаруживаться крайне сдержанно».

Остановимся здесь и спросим: что яге, в конце концов, устойчивого имеется, как итог, во всей легенде об Иисусе? Луази отвечает:

«Ничто в евангельских рассказах не имеет убедительности факта, кроме распятия Иисуса. по приговору Понтия Пилата за мессианистическую агитацию»[115].

В этом пункте Луази всегда давал совершенно категорический утвердительный ответ. В своей автобиографии, являющейся шедевром интимной литературы, искренней и драматической историей одной совести, Луази говорит следующие слова, датированные 1894 годом:

«Я не понимал буквально ни одного символического текста, кроме того, что Иисус был распят при Понтии Пилате»[116].

В 1907 году он писал:

«Если Иисус не был осужден на смерть, как «царь иудейский», т.-е. как мессия, на основании его собственного признания, то можно с полным основанием утверждать, что он не существовал»[117].

В 1910 году он повторил:

«Если этот факт мог бы быть поставлен под сомнение, то не было бы больше никаких мотивов для утверждения, что Иисус существовал»[118].

Таким образом, Иисус держится в истории лишь на факте осуждения. Он держится на тоненькой ниточке.

Означает ли это, что Луази считает историческим рассказ о страстях? Совсем нет. Почти все эпизоды и детали цикла страстей «не представляют собою цепи воспоминаний, а являются измышлениями, основанными на библейских текстах»[119]… можно было бы почти сказать, что рассказ о страстях построен на основе ХХI-го псалма…