Загадка Иисуса - [2]

Проблема историчности Иисуса является первоклассной научной общеисторической и историко-религиозной проблемой.

Вот почему она вызывает и должна вызывать пристальное внимание со стороны воинствующих атеистов, изучающих религию для того, чтобы успешнее бороться с ней. Миф об Иисусе не чета какому-нибудь мифу об основателе Рима (Ромуле) или египетской цивилизации (Озирисе), это не мертвый музейный объект, интересный сейчас лишь для любителей и специалистов-мифологов, миф об Иисусе это, к сожалению, еще очень живая и живучая «идея — сила», очень действенное, одурманивающее средство. Со страниц богословов и их вольных или невольных подпевал, с кафедр церковных и сектантских проповедников, из-за строк самой кровавой и реакционной книги на земле, из-за строк библии, с которой до сих пор не может потягаться в смысле распространенности никакая другая книга, с бесчисленных полотен и гравюр первоклассных художников — мифический образ Иисуса продолжает гипнотизировать людей, пленяя иногда даже таких, казалось бы, непримиримых противников церкви, как Анри Барбюс (см. его книгу «Иисус против Христа»). Бороться с гипнозом мифа об Иисусе, разрушать его вредное обаяние, развенчивать его, как некий идеал человеческого поведения — можно, лишь досконально изучив природу этого мифа, его Происхождение, его подлинный смысл.

В вопросе об историчности Иисуса наше положение, положение воинствующих атеистов, бесконечно выгоднее положения церковников. Им исторический Иисус абсолютно необходим. За отсутствием реального человека Иисуса они его выдумали и затем шли на самые сногсшибательные трюки, чтобы выдумку эту сохранить, придав ей некоторое, чисто внешнее, вероподобие. Подлоги, подделки, подчистки, вставки, словесные увертки и передержки, всяческие шантажи — вот аппарат, на котором держался и держится миф об Иисусе. Прочность этого мифа, правда, не спасает церкви, ибо крот истории подкапывает самую социальную базу церкви — капитализм и пережитки феодального строя, но крушение мифа об Иисусе это уже несомненно идейный крах церкви, ибо этим весь догмат об искуплении лишается своих конкретных, земных очертаний и попадает в сферу отвлеченного умозрения и утонченнейшей мистики, куда миллионов верующих, самую религию воспринимающих конкретно и материалистически, церковникам не увлечь.

Если распятый и воскресший мессия Иисус станет осознаваться массами, как мифическая личность, то церковники потеряют самое сильное свое средство воздействия на паству, которая в большей своей части гораздо ближе по взгляду на вещи к «неверному Фоме», чем к стоящему на грани религиозного помешательства «духовидцу Павлу». Вот почему церковники будут «до последней капли крови» настаивать на историчности Иисуса, вот почему они в этом вопросе наперед вынуждены насиловать и искажать истину, если она говорит против историчности Иисуса. Совершенно иное положение у нас. Мы — «антихристы», но ничего не имеем против существования Иисуса, мы не заинтересованы в том, чтобы ради торжества атеизма «во что бы то ни стало» и «несмотря ни на что» отрицать историчность Иисуса. Если бы историческая наука установила факт существования странствующего проповедника, который был казнен за то, что выдавал себя за «царя иудейского», то мы постарались бы изучить классовый облик этого мессии, его побудительные мотивы, общественную среду, в которой он действовал и т. д., т. е. подошли бы к нему так же, как мы подходим к проповеди и деятельности религиозных деятелей Магомета, Лютера, графа Льва Толстого, Ани Безант или какого-нибудь другого религиозного «реформатора» и сектоучителя. Научно установленная и исторически освещенная «жизнь Иисуса» послужила бы в наших руках таким же могучим орудием атеистической пропаганды, как научно установленная историчность Иисуса. Мы, воинствующие атеисты, не боимся научной истины, какой бы она ни была. Научная истина всегда работает на нас, а не против нас. Только мы, носители научно обоснованного атеистического мировоззрения, и в состоянии добиться неискаженной истины в сложном вопросе об историчности Иисуса.

Проблема существования Иисуса может быть сформулирована в виде двух, тесно связанных между собой вопросов: 1) Скрывается ли и в какой мере за каноническим, т. е. освященным, одобренным церковью, «ликом» богочеловека, спасителя и сына божьего Иисуса Христа реальная личность некоего странствующего проповедника Иисуса из Назарета, как это утверждает церковное предание, нашедшее себе выражение в евангелии? 2) В какой связи стоит гипотеза историчности Иисуса с объяснением происхождения христианства, насколько необходимо предположение о существовании Иисуса для понимания условий зарождения христианства и корней его идеологии? За те 250 лет, в течение которых в 3. Европе более или менее научно разрабатывается проблема христа, на поставленные выше вопросы исследователями давались ответы, поддающиеся очень четкой группировке.

Впервые более или менее строгий критический подход к евангелиям, до сих пор остающимся главным источником по изучению начатков христианства, обнаруживается у английских деистов в конце XVII и в начале XVIII вв. Деизм — учение, отрицавшее личного бога, представлявшее божество каким-то недоступным человеческому постижению началом, наиболее надежным и достоверным выражением которого являются законы природы, управляющие вселенной. Английские деисты и рационалисты, а также их последователи, французские вольнодумцы XVIII-ro века, пытавшиеся построить религию без откровения, так называемую «естественную» религию, согласную с разумом («рацио»), со здравым смыслом, не могли примириться с нелепостями, с чудесами, которыми начинена евангельская история. Самый образ христа в его догматическом облике казался им бессмыслицей. «Что это за бог, ядовито спрашивал великий энциклопедист Дидро, который заставил людей убить бога, чтобы они признали бога?».