Загадка Фишера - [7]

В Рейкьявике это стало дежурной журналистской темой – слепое поклонение «золотому тельцу», заслонившее все остальное: спортивную этику, приличие, мораль. После триумфального возвращения в Америку – участие в телешоу Боба Хоупа. 10 000 долларов! Выгодный контракт с неким Вернером Бротером, собиравшимся выпускать грампластинки с уроками шахмат, – еще 100 000 долларов! И, конечно, десятки, сотни тысяч долларов за ожидаемую рекламу промышленных товаров. Вся Америка уже лихорадочно подсчитывала, сколько он стоит – 200 тысяч, полмиллиона, быть может, миллион? Стэнли Рейдер, его советник по связям с общественностью, уточнил: «После возвращения из Рейкьявика Фишер получил несколько заманчивых предложений, приняв которые, он мог бы без труда заработать два с половиной миллиона долларов».

Казалось, сбывается еще одна американская мечта. Но после месячного размышления, не повредит ли принятие этих предложений его репутации чемпиона мира, он отверг их все до одного на том основании, что предложения дельцов не способствуют пропаганде шахмат и не имеют с ними ничего общего. А ведь деловые круги предлагали наивыгоднейшие сделки: сфотографироваться на фоне бутылки пива, виски, пепси-колы… представить фирменный спортивный костюм… сделать броское фото – Фишер намыливает щеки перед бритьем, и крупная подпись: «Пользуйтесь только нашим кремом – его употребляет чемпион мира по шахматам Бобби Фишер!»

С прямолинейностью, удивившей всех, Фишер отвечал, что не любит спиртного, не ходит на водных лыжах и бреется только электробритвой. Все рекламные агентства он заподозрил в алчности, и, вероятно, его угнетала мысль, что шахматный король, как простой смертный, может быть объектом эксплуатации. С «болезненной честностью», как говорили в американских шахматных кругах, он сбежал от успеха, которого добивался многие годы, и в сердцах поклялся: «Эти прохвосты не заработают на мне ни цента!»

Он ничего не забыл – ни детства, полного забот и лишений, ни утешительных призов за первые победы в Бруклинском шахматном клубе, ни вырвавшегося в минуту откровенности афоризма: «дети, растущие без родителей, становятся волками». Однако притягательная сила долларовых купюр не отвлекла его от той цели, ради которой он был призван в этот мир.

«На такое самоотречение, – утверждал гроссмейстер Роберт Бирн, – в наше время способен только святой…»

Чем же объяснить эту навязчивую идею о приоритете шахмат, казалось бы, не характерную для образа мыслей «первого миллионера от шахматного спорта»?

Нелишне напомнить, что сам Фишер, благодаря исключительному положению еще со времен «вундеркиндства», почти всегда имел дополнительные гонорары – из частных пожертвований и благотворительных фондов. И тем не менее с предложениями по всем финансовым вопросам обращался в ФИДЕ, которая, будучи официальной организацией, делать исключения не могла. Как объяснить и эти, на первый взгляд, нелогичные действия Фишера?

Вероятно, он отлично понимал, что удовлетворение только личных амбиций принижает общественное значение его борьбы, и саму ФИДЕ, несмотря на все размолвки, рассматривал как авторитетный и дееспособный международный союз. В те годы ему казалось необходимым, не изменяя своим принципам, сделать шахматы не менее престижным видом спорта, чем бокс, теннис, футбол. «Фишер просто не видит причин, почему шахматистов должно рассматривать как граждан второго плана», – резюмировала американская пресса в дни «матча века» в Белграде (1970).

Сейчас уже очевидно: требуя весомых призовых фондов, Фишер поднял шахматы на качественно новый уровень, предвосхитил процесс их коммерциализации, когда меценатов сменяют спонсоры – не филантропы-любители, но энергичные, изобретательные предприниматели, гарантирующие и финансовое, и организационное, и рекламное обеспечение. Другой вопрос, что этот уровень требует от шахматистов высочайших профессиональных качеств в решении как бы двуединой задачи. С одной стороны, необходимость доказывать превосходство в обострившейся конкурентной борьбе, демонстрировать амбиции, уникальное волевое начало. А с другой – сохранять самобытность стиля, оригинальность мышления, способность генерировать новые идеи. Последнее, как одна из составных творческого процесса, гарантирует шахматы от «ничейной» и других возможных смертей.

Но угроза слишком прагматичного подхода все-таки существует, ибо если банкир готов платить «бешеные» деньги за любой результат, то всегда ли нужно напрягаться и играть «на все сто»? Надо честно признать, что это – побочное и очень тревожное следствне современной коммерциализации шахмат. Но Фишер в этом, конечно, не виноват. Нет сомнений, что, продолжи он свою шахматную деятельность до наших дней, экстрагонорары служили бы ему не средством обогащения, а дополнительным стимулом к повышению своего профессионального мастерства.

«Фишер доказал, что ставит шахматы выше денег», – констатировал, не вдаваясь в полемику, Михаил Ботвинник. И надо думать, мнение авторитетного эксперта помогло развеять еще один устоявшийся миф…

Не решен, однако, другой вопрос: почему в борьбе с мифотворчеством и по сей день раздаются голоса, призывающие оставить за Фишером имидж «странного американца»?