Загадка Фишера - [6]

Эту цель преследовали и его позднейшие предложения – от более жесткого контроля времени без перерыва на анализ отложенной позиции до реорганизации основ самой игры. Кроме их практической целесообразности важен, конечно, моральный аспект. По мысли Фишера, время шахматной партии священно, а ее содержание представляет непреходящую ценность. Кстати, о том же, выступая в защиту его позиции, не раз писали крупнейшие авторитеты.

«Все усилия Фишера, подчас даже подсознательные, направлены на то, чтобы труд шахматиста ценили и уважали, – признавал чемпион мира Борис Спасский. – Сам по себе Фишер достаточно скромный, очень серьезный, добросовестный шахматный труженик».

«Я верю, что шахматисты и организаторы, собравшись вместе, решат все свои проблемы, – писал американский обозреватель Б. Хохберг. – Но движущей силой, приближающей этот неизбежный шаг, является само существование чемпиона по борьбе за права шахматистов на профессиональное признание в лице Бобби Фишера».

Миф пятый: первый миллионер среди шахматистов

Однажды, отвечая на вопрос: «Сколько вы заработали за жизнь?» – Мохаммед Али назвал 31 251 115 долларов. «Доход» Пола Морфи был, по его словам, скромнее – 146 162 доллара 54 цента. Но если благосостояние короля профессионального бокса зижделось на солидном банковском счете, то притязания на респектабельность некоронованного шахматного короля, никогда не отличавшегося деловой предприимчивостью, – оказались лишь плодом фантазии душевнобольного человека. А сколько героев, ныне заполняющих шахматный пантеон, вершили свой жизненный путь на грани бедности, а то и нищеты!

После смерти великого Стейница (1900) одно из издательств намеревалось опубликовать собрание его трудов и часть вырученных денег передать бедствующей вдове. Увы, издание принесло большие убытки, вдова Стейница не получила ни гроша… Отчаявшись от беспросветной нужды, в апреле 1901-го покончил самоубийством немецкий мастер Ганс Минквиц. Он бросился под трамвай и умер через несколько дней после ампутации обеих рук. Страдая в последние годы умственным расстройством, он считал себя потомком древнего рода и не раз вступал на этой почве в раздоры с местными властями… Подтачиваемые борьбой за кусок хлеба умерли: в двадцать шесть лет – Рудольф Харузек, в тридцать – Карл Вальбродт, в тридцать три – соотечественник Фишера Гарри Пильсбери.

Парадоксально, но и полвека спустя – в 60-е годы «золотого» века шахмат – служители Каиссы имели разве что гарантию не оказаться у этой опасной черты. Так, первый приз межзонального турнира 1964 года составлял… 1500 швейцарских франков. «И это первый приз! – с негодованием писал экс-чемпион мира Макс Эйве. – Можно легко себе представить, каковы же остальные призы. И за подобные суммы гроссмейстер с мировым именем должен более месяца напрягать все свои силы». А двумя годами раньше, выиграв межзональный турнир в Стокгольме (1962), Роберт Фишер получил немногим больше, чем гонорар за один сеанс одновременной игры в Калифорнии! К каким выводам пришел молодой американский чемпион, стало ясно из его интервью. «Сколько бы ни запросил за свое выступление Мохаммед Али, – заявил он, – я потребую больше!»

Борьбу за доллары он начал со списка «приемлемых условий игры», в котором отныне и навсегда стал значиться пункт об экстрагонораре. Позднее, добиваясь увеличения призового фонда всех международных турниров, он обратился к ФИДЕ с призывом принять новую, справедливую систему материального вознаграждения. Конгресс Международной шахматной федерации 1964 года не счел нужным менять повестку дня. Два года спустя ФИДЕ вынесла предложения американца на публичное обсуждение, но затем отклонило их, сославшись на организационные трудности. Конечно, признавало руководство ФИДЕ, его требования отвечают чаяниям шахматного мира. Но это скорее благое пожелание, идеал мечтателя и максималиста, а в жизни все гораздо сложнее…

Как это бывало не раз, частная инициатива и предприимчивость сталкивались с «корпоративными» интересами. Значительное увеличение призового фонда (а значит, и финансового взноса) привело бы к сокращению представительства национальных федераций, утверждали деятели ФИДЕ. Когда же решение проблемы свелось к привлечению меценатов, стали всерьез говорить и писать о «ненасытности» американского гроссмейстера, его патологической страсти к деньгам…

Он требует доллар за автограф, солидный гонорар за интервью и не желает бесплатно… даже здороваться.

Узнав о приглашении на турнир, сразу же требует: платите, платите, платите…

Включившись в борьбу за мировое первенство, он шантажирует организаторов с меркантильной целью удвоить, утроить свой гонорар! И клянется, что больше играть задаром не будет. «Задаром ли?» – иронизировали журналисты. А как на самом деле?

До 1972 года максимальный призовой фонд матчей за мировое первенство составлял 10 000 долларов. Затем в это «царство скупости» вторгся Роберт Фишер, и суммы стали расти в геометрической прогрессии. В Рейкьявике (1972) ему удалось «выколотить» 250 000 долларов, в 1975 году на матче с А. Карповым добиться беспрецедентного фонда в 5 000 000 долларов. «Размах» тем более очевиден, если вспомнить, что за финальный матч претендентов с Т. Петросяном (1971) победитель получил… 7500 долларов. Кто бы мог подумать, что «дикарь», «сама примитивность», «интеллектуальный босяк» начнет манипулировать миллионами!