Загадка для Гиммлера. Офицеры СМЕРШ в Абвере и СД - [43]

— Что произошло, лейтенант? — спросил старший.

— Сами видите, один уже готов, — мрачно проронил тот.

— Да, с таким много не навоюешь, — скептически протянул один из разведчиков и предложил: — Ладно, лейтенант, уносите отсюда ноги, пока иваны не проснулись, а мы тут сами разберемся.

Рейхер колебался недолго, его рука отпустила рукоятку ножа, он посмотрел на диверсантов и приказал:

— Асланидзе, вперед! Группа, продолжить движение!

Построившись в цепочку, диверсанты продолжили спуск.

Слабый шум шагов еще какое-то время звучал в расщелине, но вскоре и он растворился в стуке дождя. Разведчики Дика уложили Петренко на накидку и, как на салазках, потащили к передовой. Как раз в это время началась смена постов, и им пришлось затаиться на дне воронки, чтобы переждать, пока она закончится. Но и после этого из окопа долго доносились приглушенные голоса и лязг оружия. Наконец все стихло, и разведчики, напрягая последние силы, поползли к расположению батальона. Торчащие из-под снега камни больно цеплялись за поврежденную ногу, и Петренко закусывал губы, чтобы сдержать стон. Но вот сквозь туман проступили проволочные заграждения, и группа бегом устремилась к своим окопам. Вслед запоздало взлетела осветительная ракета и басисто застрочил пулемет. Пули взметнули фонтанчики снежной пыли над бруствером, но спасительное дно укрытия было уже совсем рядом.

Петренко перевел дыхание и сделал попытку приподняться, но боль не отпускала. Левая нога, казалось, налилась свинцом до самого паха и отказывалась повиноваться. Разведчики и подоспевшие на помощь солдаты отнесли диверсанта в блиндаж, уложили на стол и вызвали фельдшера. Тот, появившись через несколько минут, решительно взялся за дело. Голень распухла настолько, что пришлось воспользоваться ножом, чтобы разрезать и снять сапог. Петренко, морщась от боли, терпел, пока крепкие пальцы фельдшера ощупывали ногу. Закончив осмотр, он неспешно ополоснул в тазике с водой руки, вытер их и сделал вывод:

— Вы еще легко отделались. Перелома, похоже, нет. Вероятней всего, разрыв связок в голеностопе и разрыв связок коленного сустава.

— Повезло — он метров десять пролетел! — удивились разведчики.

— Точно, счастливчик! — согласился фельдшер и принялся туго бинтовать ногу.

Быстро закончив свою работу, он пододвинул Петренко кружку с разбавленным спиртом. Тот выпил одним махом и поперхнулся — с водой явно недобрали, — но когда прошли спазмы, его охватили удивительная теплота и легкость. Боль в ноге постепенно утихала, бревенчатый потолок блиндажа начал двоиться и вскоре растворился как в туманном мареве. Петренко уснул.

Утром его разбудил Райхдихт. На лице лейтенанта играла довольная улыбка. Группа Рейхера благополучно прошла вторую контрольную точку у Геленджика и быстро продвигалась к конечной цели — Туапсе. Дальше задерживаться в расположении батальона капитана Дика не имело смысла, и они, наскоро перекусив, отправились в Крымскую. Солнце еще не успело подняться, водитель спешил и непрерывно жал на газ. Бешеная тряска отзывалась тупой болью в поврежденной ноге, но Петренко почти не замечал ее, в душе он радовался тому, что в конце концов для него все благополучно завершилось. На этот раз до базы они добрались без остановок — русская авиация была бессильна перед плотным туманом, окутавшим дорогу и долину. Встреча со Штайном для Петренко тоже закончилась благополучно, без упреков и претензий. Информация о происшествии уже была отработана обер-лейтенантом накануне. Он с кислым видом посочувствовал пострадавшему, приказал отправляться в госпиталь и тут же забыл о нем. Сейчас его заботило только одно — успех группы Рейхера.

Этому дню, казалось, никогда не будет конца. Штайн извел и себя, и радистов одним вопросом: «Почему Рейхер не выходит на связь?» Наступил вечер. Давно прошел контрольный срок, а за ним и время резервного выхода, но эфир по-прежнему молчал. На настойчивые вызовы «Пантеры», которые радиоцентр всю ночь посылал «Вольфу», никто не отзывался, в ответ шли лишь электрические разряды. Штайн и Райхдихт не сомкнули глаз, все еще надеясь услышать позывные Рейхера. Когда за окном забрезжил унылый рассвет, теперь уже всем стало ясно, что там, под далеким Туапсе, с группой произошло что-то чрезвычайное. Штайн прогонял от себя даже мысль о том, что такой асс, как Рейхер, мог провалиться, не начав операции. Ему казалось немыслимым, что после подготовки, на которую ушло столько времени и сил, вот так просто, в один миг, все пошло прахом. Несмотря на потерянный взгляд Райхдихта и вежливое молчание радистов, он продолжал упорно верить в успех и искал причину затянувшегося молчания лейтенанта то в неисправной рации, то в сходе снежных лавин. В который уже раз он пытался убедить в этом не только себя, но и Райхдихта. Но тот отмалчивался, его понурый вид красноречивее всего говорил о провале Рейхера.

Требовательный звонок телефона, ударив по напряженным нервам, разрушил эту последнюю иллюзию. В Запорожье тоже потеряли терпение, и на связь вышел сам начальник «Абверкоманды 102» подполковник Гемприх. Он был немногословен, его интересовали результаты выполнения операции. Штайну докладывать было нечего, и он старательно подыскивал слова, чтобы смягчить справедливый гнев вышестоящего лица, но так и не успел ничего сказать. Раздраженное сопение в трубке и последовавший за ним щелчок красноречивее всего говорили о том, что на этот раз дело устным разносом не закончится. Спустя сутки Пиккенброк из Берлина разразился разгромной, не оставляющей от всей его предыдущей карьеры камня на камне шифровкой.