Загадка Большой тропы - [15]
Поговорить обо всем этом можно только с Гришей. Наташа свернула с тропы и направила Гнедуху рядом с Воронком. Сердце мальчика тревожно и радостно заныло — это было совсем новое, не испытанное раньше ощущение, приятное и беспокойное. Гриша натянул повод в сторону, но вороной упрямо не сворачивал с тропы. Лошади теснились друг к другу, толкая вьюками в ноги седоков. Наташа легонько натягивала повод, сдерживая стремительную Гнедуху.
Наташа
Неподалеку взлаял гуран, напуганный запахом человеческого жилья. Наташа проснулась и увидела перед глазами светлый брезент с незнакомыми жирными пятнами. Снова тявкнул дикий козел — ему басовито отозвался Байкал. Девочка повернула голову посмотреть, рядом ли Кузьма Прокопьевич, но в полутьме ничего не увидела. Она высунулась по пояс из мешка и спросила:
— Деда, слышите? — козел близко.
Никто не отозвался. Наташа рукой ощупала место, где спал дед Кузьма — пусто. Быстро выбралась из мешка. Нужно скорее одеться, умыться, уложить мешок в чехол — и снова в дорогу.
Байкал сидел у затухшего костра и, насторожив уши, смотрел в прикрытую туманом чащу кустарника.
«Гурана чует, — подумала Наташа, — или нет, кажется, кони идут — ботало звенит».
Вчера утром чуть свет они вдвоем с дедом Кузьмой собирались в обратный путь. Наташа наспех попрощалась с матерью и отцом. В слезах, усталая и сонная, но уже вся охваченная ожиданием предстоящей поездки, она помогала конюху заседлывать коней, почти не слыша последних наставлений матери. В сердце девочки столько радости, что даже заплаканные глаза ее не были печальны, а искрились счастьем.
Завидев Гришу, она сама предложила:
— Давай друг другу письма писать. Из Перевального к вам часто будут отправлять лошадей, а от вас привозить образцы и пробы.
Весь день Наташа целиком была захвачена прелестями верховой езды. Громоздкие вьюки не мешали удобно сидеть на лошади. Следом за всадниками легко поспевали незавьюченные кони. Звонче обычного пели прозрачные горные ручейки, пересекающие тропу, и, казалось, можно было видеть, как тает снег, плотно набитый в расщелинах на склонах. Снежные скалы и впрямь дымились легкими прозрачными испарениями.
В полдень Наташу взволновало новое радостное событие — встреча с дикими козами. Всадники ехали долиной в стороне от речки. Впереди виднелся молодой лесок, разросшийся на месте старого таежного пожарища. Светлая зелень поднималась над каменистой россыпью невысокой, но плотной стеной, а выше, над зеленью, стояли еще не рухнувшие голые стволы обгоревших лиственниц и неровной изгородью частили сизо-голубую даль. Из чащи внезапно выбежали два козла, перед всадниками промелькнули их стройные распластанные над землей красноватые тела, и гураны скрылись в лесу. Байкал метнулся следом за ними, но скоро, посрамленный, возвратился ни с чем. Девочку радовало даже и то, что ее Байкал, равнодушный к красоте животных, при всей своей собачьей сноровке и ловкости не смог причинить им вреда.
На въезде в село Наташа увидела объявление.
— Новая картина в клубе, — крикнула она, спеша порадовать деда Кузьму.
— А пусть ее, — равнодушно отмахнулся Кузьма Прокопьевич. Его больше устраивала добрая банька с паром. Завтра ему нужно собираться в обратный путь.
Едва спешившись, Наташа, обняла бабушку и, не отвечая на ее расспросы, убежала в дом искать Игоря. Вдосталь намяв братишку, запросила есть.
— Бабушка быстрее, скоро кино.
— Куда те кино, неуемная, отдыхать надо.
После ужина Наташа прилегла на кровать, строго наказав:
— Бабушка, через час разбуди меня.
Но уснула крепко, не слыша, как бабушка разула, раздела и уложила ее, как в нагретую постель к ней забрался Игорек.
Наташа сероглазая, в отца. Дома на письменном столе под стеклом лежит ее фотография — самый последний снимок. Отец очень дорожит им. Наташа чуточку прищуренными глазами смотрит прямо в объектив; она решительным движением откинула голову назад и набок, чем, видимо, нарушила неудобную позу, которую с большим трудом и старанием только что придал ей фотограф. Люди этой профессии страсть как любят усаживать своих клиентов в самое что ни на есть неловкое положение и непременно с таким наклоном головы, что после долго болит шея. «А я сяду так, как мне удобно», — казалось, говорила Наташа, и от этого в уголках ее плотно сжатых губ теплилась озорная улыбка.
И в жизни Наташа такая же своенравная и подвижная, иногда даже чересчур. В глубине ее серых глаз постоянно готов вспыхнуть плутоватый огонек. У нее всегда такой вид, будто она только что поняла что-то очень важное, занимательное, готова сказать про то всем, но ждет, молчит, словно хочет выяснить вначале, будет ли ее открытие новостью для остальных.
Интересы Наташи самые разнообразные: она увлекается математикой и физикой, историей и литературой, химией и биологией. Но хотя она и считает себя достаточно взрослой (шутка ли, закончила седьмой класс), Наташа еще не придумала, какую специальность изберет себе в жизни. Ей хочется заниматься сразу всем. Лишь одно твердо решила она: ее профессия будет такой же непоседливой, как у отца и матери. Родители каждый год берут ее с собой в партию; Наташа бывала и в северной тайге, и на берегу Байкала, и в мелкосопочной степи Забайкалья, и в горах. В ней уже живет страстная жажда к путешествиям. Нет ничего интересней, как смотреть в окно вагона на несущиеся мимо города, поселки, дороги, на людей, которые живут своей, у каждого по-своему замечательной жизнью; а еще лучше подставить лицо под хлесткие удары встречного ветра и, жмуря глаза, глядеть на убегающее вперед шоссе и нетерпеливо ждать, как за каждым поворотом, за каждым бугром широко распахиваются новые, щемящие сердце своей синью, неизведанные дали.
