Загадка Белой Леди - [70]

– Зачем вы мне все это говорите сейчас, Виктор? – вдруг прямо взглянув ему в глаза, спросила миссис Хайден.

Виктор некоторое время спокойно выдерживал ее взгляд, а затем так же прямо ответил:

– Я прочитал ваши последние записи, Кинни.

– И что вас там поразило больше всего? – вновь как-то вдруг полностью сникнув, спросила она.

– Подпись.

– Что? – вдруг встрепенулась миссис Хайден. – Какая подпись?!

Она встала и… взгляд ее тотчас упал на отчетливо видимый знак иллюминатов.

Напряженное неподвижное молчание царило в комнате более минуты.

– Откуда это? Что это? Это что, печать местной клиники? Я ничего подобного не рисовала, – она схватила листы и стала судорожно перебирать их. Но убедившись, что знак действительно завершает последний исписанный лист наподобие своеобразной подписи, с каким-то самой ей непонятным чувством гадливости отбросила листы подальше и, упав на кровать, вдруг зарыдала в голос.

Виктор сидел молча – прямой, ошеломленный и неподвижный.

Но вот всплеск неожиданной эмоции, захватившей женщину, словно тайфун, прошел. Она села на кровати, повернувшись к Виктору лицом, отерла ладонью глаза и печально сказала:

– Простите меня. Я сама не понимаю, что со мной происходит.

– Нет, это вы простите меня, Кинни. Меньше всего на свете я хотел бы приносить вам огорчения.

– Да, Виктор. Спасибо. Как ни странно, но теперь я искренне верю вам. Но со мной случилось такое…

– Я знаю, Кинни. Однажды это потрясает каждого мыслящего человека. Потрясает до глубины души.

– Что – «это»? – настороженно спросила миссис Хайден, посмотрев на Виктора широко раскрытыми глазами.

– У вас возникла мысль об убийстве, и… убийство свершилось. – Глаза миссис Хайден, казалось, раскрылись еще шире и готовы были поглотить сидящего перед ней человека без остатка. Между тем он спокойно продолжал: – Все Священное Писание предупреждает нас об этом, но мы не верим ему до тех пор, пока не столкнемся с этим сами. Но… полностью очистить свои помыслы – не так просто, дорогая Кинни.

– Вы думаете?..

– Нет, Кинни. Я не думаю, я знаю, что все уродство окружающего нас мира, словно зеркало, отражает уродство нашего сознания.

– Но я не хотела… – тут миссис Хайден вдруг запнулась, не решаясь произнести то самое слово, которое дважды перед этим с трудом выдавил из себя Виктор.

– Я верю вам, Кинни. На самом деле мы не всегда даже можем дать себе отчет в том, кто кем владеет – мысль владеет нами или мы мыслью. Неизвестно, возможно ли и вообще остановить мысль. А потому наше самое главное достоинство является и самой главной нашей бедой.

Миссис Хайден по-прежнему неподвижно сидела на кровати, не сводя глаз с Виктора и особенно с его черной шелковой ленты, какой-то смутной ассоциацией с чем-то неприятно поразившей ее.

– Что это вы такое говорите… – вдруг сами собой прошептали ее губы, в то время как про себя она подумала: «Как же страшно должно быть жить в этом мире, если достаточно одной только мысли для того, чтобы случилось несчастье». – А вы уверены, что все это не является всего лишь плодом вашей фантазии?

– Порой и в самом деле кажется, что наша фантазия намного богаче действительности. Однако действительность, в отличие от нашей фантазии, не имеет предела, – задумчиво, словно размышляя вслух, тихо произнес Виктор. – А значит, она достигнет всего, и мы не в силах остановить ее, так же как не в силах повернуть вспять время. – На какое-то время оба они замолчали, потрясенные открывшейся обоим бездной, и сидели друг против друга, глядя куда-то в неопределенное пространство. Но вот Виктор повел плечами, будто стряхивая оцепенение, и, посмотрев на свою собеседницу повеселевшим взглядом, сказал: – Вы знаете, как-то раз в Швейцарии я зашел в кафе и увидел, что там над входом висят часы с перевернутым циферблатом. Стрелки идут как обычно, а вот цифры написаны наоборот. И все посетители шутят, что выходят из кабачка намного раньше, чем пришли туда.

Однако миссис Хайден и не подумала рассмеяться.

– Они говорят, что выходят раньше, чем пришли. Однако ведь на самом деле это все равно не так. Или, вы скажете, так происходит только из-за того, что они так не думают, а только говорят?

– Вы знаете, Кинни, в этом мире существуют непреходящие законы. И Бог не может сделать бывшее небывшим не потому, что действительно не может сделать этого, а лишь по своему высочайшему Божественному милосердию. Только там, где существует нерушимый для всех и вся одинаковый закон, человек может найти себя, свое место и способ достойного существования. И Бог дает каждому человеку этот шанс.

– А человек человеку – нет? – вдруг в ужасе вновь посмотрела миссис Хайден на своего странного собеседника. Как он изменился! Где синие брызги взгляда, нежность, лукавство, легкость? Разве с этим человеком говорила она о первом, что приходило ей в голову? Разве к такому смутно тянулось ее не понимающее себя тело?

– А человек человеку – не всегда. Но я, кажется, слишком утомил вас, Кинни, своей неуместной серьезностью. Вы действительно очень устали за последние сутки, отдохните. Потом, когда все успокоится, мы еще поговорим с вами об этом. Правда, поговорим. А теперь – до свидания.