Зачем смотреть на животных? - [21]

Шрифт
Интервал

Первое событие — ведь каждое событие есть часть того или иного процесса — неизбежно приводит к другому или, точнее, неизбежно приводит к тому, что ты начинаешь наблюдать за другими, происходящими в поле. Первое событие может быть практически любым, при условии что само оно не излишне драматично.

Предположим, ты увидел, как человек вскрикнул и упал. Последствия этого события немедленно разрушили бы самодостаточность поля. Ты вбежал бы в него снаружи. Ты бы попытался вынести человека оттуда. Даже когда никакие физические действия не требуются, любое излишне драматическое событие будет иметь тот же недостаток.

Предположим, ты увидел, как в дерево ударила молния. Драматическая сила этого события неизбежно привела бы к тому, что ты стал бы интерпретировать его в смысле, в тот момент представлявшемся более широким, чем поле перед тобой. Итак, первое событие не должно быть излишне драматическим, в остальном же оно может быть практически любым:

Две лошади пасутся.
Собака бегает сужающимися кругами.
Старуха ищет грибы.
Ястреб парит над головой.
Щеглы гоняются друг за дружкой, перелетая с куста на куст.
Куры возятся.
Двое мужчин разговаривают.
Стадо овец крайне медленно движется от одного угла к центру.
Голос окликает.
Ребенок идет.

Первое событие приводит к тому, что ты замечаешь дальнейшие события, которые могут быть последствиями первого или совершенно с ним не связаны, за исключением того обстоятельства, что происходят в том же поле. Нередко первое событие, завладевающее твоим вниманием, более очевидно, чем последующие. Заметив собаку, замечаешь бабочку. Заметив лошадей, слышишь дятла, а затем видишь, как он перелетает через угол поля. Наблюдаешь за идущим ребенком, а когда он ушел и поле обезлюдело, осталось без событий, замечаешь, как в него с верхушки стены прыгает кот.

К этому времени ты уже внутри переживаемого опыта. Впрочем, в этих словах подразумевается время повествования, а суть опыта в том, что он происходит вне такового. Опыт не входит в повествование твоей жизни — повествование, которое ты на том или ином уровне своего сознания постоянно пересказываешь и развиваешь для себя. Напротив, это повествование прерывается. Видимое расширение поля в пространстве вытесняет осознание прожитого тобой времени. Как именно это происходит?

Ты связываешь события, которые видел и все еще видишь, с полем. Дело не только в том, что поле их обрамляет, оно их еще и содержит в себе. Существование поля — условие, необходимое для того, чтобы они произошли так, как произошли, и для того, чтобы именно так происходили события другие, еще не окончившиеся. Все события существуют в качестве поддающихся определению благодаря своей связи с другими событиями. Ты дал определение увиденным событиям в первую очередь (но не всегда исключительно) путем связывания их с событием в поле, которое является — в буквальном и символическом смысле одновременно — почвой для событий, происходящих внутри него.

Кто-то пожалуется, что я вдруг начал использовать слово «событие» по-другому. Поначалу я говорил о поле как о пространстве, ожидающем событий; теперь я говорю о нем как о событии в себе. Но это несоответствие как раз и отвечает внешне нелогичной природе опыта. Опыт безразличного наблюдения внезапно раскрывается в центре и порождает счастье, в котором ты мгновенно узнаешь свое собственное.

Поле, перед которым ты стоишь, в твоих глазах имеет те же пропорции, что и твоя собственная жизнь.

1971

Они — последние

Посвящается Беверли

За своим языком,
в котором звучит трава
и страсть к соли,
за языком тяжелым
и все-таки ловким,
как рука слепого,
корова, когда не больна,
пережевывает раз пятьдесят,
прежде чем снова проглотить жвачку.
Как мы видим, животные,
Беверли,
эмигрируют; их Америка —
созвездия в небе:
Ящерица, Лев, Большая Медведица,
Овен, Телец, Ворон,
Заяц…
может, самые дальновидные,
подобно агути,
выбрали Млечный Путь.
Приложи ухо к ее боку,
и ты услышишь
приливное течение ее четырех желудков.
У второго, подобного сети,
имя созвездия:
Ретикулум. Третий, Книжка,
состоит из листов.
Когда она больна
и нету воли жевать,
все четыре желудка у ней замолкают,
словно улей зимой.
С каждым годом уходит все больше животных.
Остаются лишь домашние, да туши,
а туши, живые или мертвые,
с рождения
неотвратимо и незаметно
превращаются в мясо.
«Полагаю, вполне возможно, —
говорит Боб Раст
из Госуниверситета Айовы, —
специально разрабатывать
животных для гамбургера».
А где-то еще
животные бедных
умирают с бедными
от нехватки белка.
Пригнанные с пастбищ,
они приносят в прохладное стойло
жар фруктового сада
и горячее дыхание дикого чеснока.
Чтобы вычистить коровник,
надо разбросать немного
кобыльей лепешки —
она впитывает их навоз,
жидкий, как весна,
и зеленый от травы.
И привяжи их на ночь покрепче,
уложи их спать на листья бука,
Беверли,
они — последние.
Теперь, когда их не стало,
нам не хватает их стойкости.
В отличие от дерева,
реки или облака,
у животных были глаза,
и во взгляде
было постоянство.
Все та же лиса во веки веков.
Убить ее
означало ее вытащить
на мгновение
из земли
ее вечности.
Некогда мухи и вороны,
пожирая мертвых овец,
начинали с глаз.
И все-таки овца

Еще от автора Джон Берджер
Блокнот Бенто

«Блокнот Бенто» – последняя на сегодняшний день книга известного британского арт-критика, писателя и художника, посвящена изучению того, как рождается импульс к рисованию. По форме это серия эссе, объединенных общей метафорой. Берджер воображает себе блокнот философа Бенедикта Спинозы, или Бенто (среди личных вещей философа был такой блокнот, который потом пропал), и заполняет его своими размышлениями, графическими набросками и цитатами из «Этики» и «Трактата об усовершенствовании разума».


Фотография и ее предназначения

В книгу британского писателя и арт-критика Джона Бёрджера (р. 1926), специально составленную автором для российских читателей, вошли эссе разных лет, посвященные фотографии, принципам функционирования системы послевоенного искусства, а также некоторым важным фигурам культуры ХХ века от Маяковского до Ле Корбюзье. Тексты, в основном написанные в 1960-х годах содержат как реакции на события того времени (смерть Че Гевары, выход книги Сьюзен Сонтаг «О фотографии»), так и более универсальные работы по теории и истории искусства («Момент кубизма», «Историческая функция музея»), которые и поныне не утратили своей актуальности.


Дж.

Дж. – молодой авантюрист, в которого словно переселилась душа его соотечественника, великого соблазнителя Джакомо Казановы. Дж. участвует в бурных событиях начала ХХ века – от итальянских мятежей до первого перелета через Альпы, от Англо-бурской войны до Первой мировой. Но единственное, что его по-настоящему волнует, – это женщины. Он умеет очаровать женщин разных сословий и национальностей, разного возраста и положения, свободных и замужних, блестящих светских дам и простушек. Но как ему удается так легко покорять их? И кто он – холодный обольститель и погубитель или же своеобразное воплощение самого духа Любви?..


Пейзажи

«Пейзажи» – собрание блестящих эссе и воспоминаний, охватывающих более чем полувековой период писательской деятельности англичанина Джона Бёрджера (1926–2017), главным интересом которого в жизни всегда оставалось искусство. Дополняя предыдущий сборник, «Портреты», книга служит своеобразным путеводителем по миру не только и не столько реальных, сколько эстетических и интеллектуальных пейзажей, сформировавших уникальное мировоззрение автора. Перед нами вновь предстает не просто выдающийся искусствовед, но еще и красноречивый рассказчик, тонкий наблюдатель, автор метких афоризмов и смелый критик, стоящий на позициях марксизма.


Два эссе

Предлагаемые тексты — первая русскоязычная публикация произведений Джона Берджера, знаменитого британского писателя, арт-критика, художника, драматурга и сценариста, известного и своими радикальными взглядами (так, в 1972 году, получив Букеровскую премию за роман «G.», он отдал половину денежного приза ультралевой организации «Черные пантеры»).


Рекомендуем почитать
Совершенно замечательная вещь

Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.


Электрику слово!

Юмористическая и в то же время грустная повесть о буднях обычного электромонтера Михаила, пытающегося делать свою работу в подчас непростых условиях.


Степная балка

Что такого уж поразительного может быть в обычной балке — овражке, ложбинке между степными увалами? А вот поди ж ты, раз увидишь — не забудешь.


Мой друг

Детство — самое удивительное и яркое время. Время бесстрашных поступков. Время веселых друзей и увлекательных игр. У каждого это время свое, но у всех оно одинаково прекрасно.


Журнал «Испытание рассказом» — №7

Это седьмой номер журнала. Он содержит много новых произведений автора. Журнал «Испытание рассказом», где испытанию подвергаются и автор и читатель.


Будь Жегорт

Хеленка Соучкова живет в провинциальном чешском городке в гнетущей атмосфере середины 1970-х. Пражская весна позади, надежды на свободу рухнули. Но Хеленке всего восемь, и в ее мире много других проблем, больших и маленьких, кажущихся смешными и по-настоящему горьких. Смерть ровесницы, страшные сны, школьные обеды, злая учительница, любовь, предательство, фамилия, из-за которой дразнят. А еще запутанные и непонятные отношения взрослых, любимые занятия лепкой и немецким, мечты о Праге. Дитя своего времени, Хеленка принимает все как должное, и благодаря ее рассказу, наивному и абсолютно честному, мы видим эту эпоху без прикрас.