Зачем написали «12 стульев»? - [5]

Еврейство — это странный организм,

Питающийся духом ядовитым:

Еврею даже антисемитизм

Нужнее, чем еврей антисемитам.

Это, конечно, некоторое преувеличение, так как, например, Губерману антисемитизм явно не нужен — иначе бы не написал он ядовито о некоторых братьях своих несчастных.

На важность романа «Двенадцать стульев» для отдельных представителей советской власти указывает тот странный факт, что роман этот собрались печатать в государственном журнале даже не до завершения работы над ним — до начала, если верить сообщению Катаева о заключении авторского договора до его отъезда на отдых, жизненно необходимый ему. До завершения же работы роман начали печатать в журнале «30 дней» — в январе 1928 года, в первом номере. Что любопытно, так сами авторы датировали роман в рукописи: «1927–1928 гг. Москва» (в 1997 г. было издание полного авторского текста, и в публикации стоит авторская дата).

Во всей этой истории главное любопытство вызывает поведение Катаева: чего ему, собственно, не хватало? Зачем в грязь-то было лезть по уши? Или, может быть, Катаев почел за долг чести заступиться за поруганных жуликов и палачей из ГПУ? Да нет, вроде в своем уме до смерти оставался. Неужели нельзя было отказаться? Нет, поверить в это невозможно, так как Алексею Толстому грязную эту работенку должны были предложить раньше, чем Катаеву, но Толстой ведь в отцах новых писателей не значился… Следовательно, можно было отказаться, причем без всякого ущерба. Или, может быть, умные головы из ГПУ просто постеснялись обратиться к Толстому? Сомнительно это, тем более что Шульгин отзывался о нем с пренебрежением. Да ведь первое, что в голову приходит, это показать сочинение Шульгина Толстому, вот, мол, ваше сиятельство, как враг трудового народа вас кроет… Неужели без ответа оставим?

Сомнительно, что Катаев мог сильно испугаться ГПУ: он воевал добровольцем, в том числе, как ни странно, с большевиками, что стало известно после публикации дневников Бунина и его жены, даже отмечен был наградами за храбрость на Первой мировой войне. Неужели ГПУ могло его до смерти перепугать?

Что ж, Бунин охарактеризовал Катаева как человека циничного. Вот из «Окаянных дней» характеристика: «Был В. Катаев (молодой писатель). Цинизм нынешних молодых людей прямо невероятен. Говорил: „За сто тысяч убью кого угодно. Я хочу хорошо есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки…“ — Да, вероятно, когда Катаев хотел прославиться до революции, он с удовольствием корил „племя Иуды“ в стихах, но после революции в силе были уже большевики, опиравшиеся на „племя Иуды“, и он с удовольствием принялся служить хозяевам жизни — не за страх, не за совесть, а за деньги».

Перелом в мировоззрении Катаева случился, вероятно, в 1920 году, когда он с братом, будущим соавтором романа «Двенадцать стульев», был арестован в Одессе большевицкими «органами» за участие в каком-то заговоре, действительном или мнимом. Всех участников заговора большевики расстреляли, а Катаева с братом отпустили, причем брат его чудесным образом попал на службу в большевицкий «уголовный розыск», как это скромно называется в его биографии. Разумеется, возникает предположение, что ребята работали под прикрытием — внедрились в «банду» и сдали ее «компетентным органам». Ну, почему бы и нет, если уж «за сто тысяч убью кого угодно»? Неясно только, почему оба скрывали столь героический поступок.

Появление в советской печати записок полоумного еврея и отважного сотрудника «уголовного розыска» было встречено литературной критикой закономерно: критики оценили новый роман как редкостное дерьмо. Это, вероятно, стало новым страшным ударом для неких головушек забубенных в ГПУ… Да разве же это писатели? Это же сволочи! Осенью триумфального для них года новоявленные писатели были безжалостно уволены из газеты «Гудок», где они прислуживали власти, а Катаева, вероятно, чистили по иной линии… На курортах, значит, прохлаждался, пока эта сволочь лепила антисоветчину? Волны черного моря, да? Утопить тебя мало, тунеядец! Да, трудности с работой у него тоже, конечно, должны были возникнуть.

Верные холуи, однако же, востребованы всегда, тем более для большевиков ребята были свои — еврей и бывший сотрудник «уголовного розыска». По меньшей мере в июле 1929 г., как теперь известно, «пролетарии» наши начали работать над новым романом, вероятно прежним порядком, по заказу ГПУ и под творческим руководством третьего лица, наверняка уже не Катаева, и тогда же, 17 июня 1929 года, в «Литературной газете» появилась статья о первом романе, попытка все же породить благоприятное мнение, а вернее — поколебать сложившееся отношение к Ильфу и Петрову как к бездарностям. Называлась статья неуклюже, но по существу верно: «Книга, о которой не пишут».

На мысль об участии в написании второго романа Ильфа и Петрова третьего лица, явно уже не Катаева, наводит сохранившийся план начала второго романа, составленный Ильфом и Петровым, который к написанному роману не имеет вообще никакого отношения — ни малейшего, даже название не совпадает. Вот сохранившийся план начала романа «Великий комбинатор», чушь полная, бред графомана: