Зачем нам враги - [34]

— Сколько же у нее детей? — не удержавшись, спросила Эллен.

— Четырнадцать, кажется. Во всяком случае, два года назад было столько... может, уже и больше. Или меньше. — Он обернулся к тетке, что-то спросил, а получив ответ, засмеялся. — Она сама точно не знает.

— Хороша же мать, — коротко сказала Эллен.

— Мы не такие, как вы, — с улыбкой повторил Глэйв свои недавние слова и повернулся к Рослин. Та стояла чуть в стороне и смотрела на суетящуюся детвору, как смотрела бы на тараканье гнездо. К ней как раз подбежала девочка примерно ее возраста, восхищенно схватила за рукав, что-то затараторила. Рослин отступила назад, молча глядя девочке в лицо.

Глэйв и Рослин шагнули к ней одновременно. Тальвард что-то резко крикнул своей малолетней кузине, та испуганно отскочила, будто ей сказали, что у Рослин заразная болезнь.

— Это же какая-то развалюха, — сказала Рослин. — Не хочу я здесь ночевать.

Что-то кольнуло Эллен изнутри. Странное ощущение, будто когда-то кто-то уже говорил ей эти же слова — и тогда она ответила... что же она ответила?..

— А в лесу с волками хотите? — проговорила она с внезапной жесткостью, и Рослин вздрогнула. Несколько мгновений они не могли отвести друг от друга глаз, и в этом было что-то очень странное — кажется, это заметил даже Глэйв, потому что выждал немного, прежде чем заговорить:

— Сами понимаете, лишнего места здесь немного. Девочке уголок найдется, а нам с тобой, Эллен, придется заночевать в сарае. Обещаю не приставать, если первая не начнешь.

Эллен собиралась ответить, что лучше проведет ночь во дворе, но ее опередил пронзительный крик тетки Глэйва. Кто-то из детей невзначай перевернул сковороду — почти готовый окорок, которым собиралась ужинать вся семья, упал в огонь, разом взметнувшийся столбом в человеческий рост высотой.

Не думая ни мгновения, Эллен бросилась к костру и сунула руки в огонь. Поверхность мяса была сухой и шероховатой — как раз готово. Она выхватила окорок из пламени и бросила на траву, кто-то тут же залил его водой.

Потом стало очень тихо.

Эллен оглянулась. Примолкшие дети, их мать, Глэйв — все стояли вокруг и не сводили с нее глаз. На миг ей почудилось, что они смотрят так, как обычно смотрит на нее Рослин, когда в ее глазах нет презрения.

Тальвардка что-то негромко сказала. Глэйв произнес:

— Она говорит, что ты ненормальная, и я с ней согласен. Эллен стало неловко. Она спрятала за спину покрасневшие руки.

— Они бы без еды остались, — пробормотала она.

— Я бы мечом мясо из огня вышиб. Или его водой бы залили. Зачем ты это сделала?

Эллен сжала губы. Тальвардка покачала головой, шагнула к ней, снова что-то сказала. Глэйв перевел:

— Просит, чтобы ты руки показала.

— Не стоит. Все в порядке. Правда.

Женщина силой заставила ее выпрямить руки и долго их рассматривала, качая головой и приговаривая одно и то же слово. Эллен не ощущала ее прикосновений.

Наконец тальвардка заметила, что ее дети все еще стоят и смотрят, и прикрикнула на них. Прежний шум и гам тотчас возобновились.

Глэйв взял Эллен за локоть.

— Идем. Поговорим. Она не стала спорить.

Рослин стояла у стены дома, сложив руки на груди, и неотрывно смотрела на нее.

— Вот этот сарай, — сказал Глэйв, открывая низкую скрипучую дверь. Из полумрака пахнуло свежим сеном. Запах был сладкий и немного успокаивал.

Эллен молча шагнула внутрь, подхватила юбки, с размаху села в солому.

— Змей здесь нет?

— Только одна. Но она осталась снаружи и будет спать в доме. Я хотел увести тебя от нее... чтобы кое-что тебе сказать.

Эллен откинулась на сено, забросила руки над головой, глядя в прорехи крыши, уже почти неразличимые в сгущающихся сумерках.

— Так скажи, — равнодушно проговорила она. В иссушенную покрасневшую кожу впивались острые соломинки, но руки, как всегда, не болели. И внутри было совсем пусто — как всегда.

— Скажу. Только сначала скажи мне ты. Что это было.

— Да так.

Его невнятный вопрос и ее бессмысленный ответ повисли в воздухе. Глэйв постоял, потом сел рядом, мягко утопая в сене. От него хорошо пахло.

«Он красив, — подумала Эллен. — Он нравится мне, и он красив. Он сразу мне понравился. И сейчас он так близко». Она вспомнила глаза насильника на большой дороге, пронзающие ее в тот самый миг, когда его плоть пронзала ее плоть, а нож в руке Рослин — его спину, и судорожно стиснула колени вместе.

— Я думал, ты обычная глупая баба. Что ты простая.

— Я простая.

— Ты что, не чувствуешь боли?

— Только боли от огня. Да, не чувствую.

— Совсем?

— Совсем.

— Но ожоги-то остаются?

— Остаются, но не болят. Главное — грязь не занести. Миледи... Ровена умеет делать снадобья, останавливающие заражение. Завтра я ее попрошу, она мне сделает.

— И давно ты так?..

— Нет.

— Не с рождения?

— Нет.

Темнело уже просто на глазах. Огонек костра, видный сквозь раскрытую дверь, становился все ярче. Под дырявым потолком звенели комары.

— И как это случилось?

— Мне передали весть, что мужчина, которого я любила, пал в бою с тальвардами. И что они надругались над его телом. И забрали его в свой лагерь. В тот момент я держала в руке свечу, с которой тек воск, — хотела подчистить. И вот так я стояла. Потом только заметила, что воск мне всю руку залил. С тех пор я не чувствую боли от огня. Наш придворный лекарь сказал, что это просто необычное последствие горя. И со временем пройдет.