Зачем мы стареем. Наука о долголетии: как продлить молодость - [30]
«Когда занимаешься эволюционной генетикой, то не сомневаешься, что в старении должно участвовать много разных генов, – говорит Партридж. – Так что я была очень заинтригована, когда появились эти долгоживущие мутанты с одним измененным геном. Мы были к этому неготовы». Мало кто был готов, и открытие age-1, daf-2, а следом сhico, действовавших с помощью одной и той же основной сигнальной сети у самых разных животных, произвело нечто вроде революции и камня на камне не оставило от многих общепринятых представлений. Напрашивался вопрос: как далеко по иерархии видов распространяется этот феномен, обнаруженный у беспозвоночных?
Этот вопрос волновал всех, и спустя два года появилась научная публикация уже о мышах, срок жизни которых был увеличен на 18 % благодаря удалению гена, кодирующего рецептор инсулина жировых клеток. Вскоре после этого выяснилось, что мутации ряда других генов – участников сети распознавания питательных веществ прибавляют мышам еще несколько месяцев жизни. Но гораздо важнее дополнительного времени на Земле было открытие, что «большинство симптомов старения у мутантов развиваются гораздо медленнее», как заявила Партридж в 2016 году на симпозиуме Molecular Frontiers в Швеции.
Для подтверждения своего тезиса генетик показала на большом экране слайд с изображением двух мышей из одного выводка. Одна из них была генетически модифицирована так, чтобы выключить рецептор инсулина. Мышам было чуть больше двух лет, и нормальная мышь выглядела определенно старой, со сбившейся шерсткой, начинающейся катарактой, горбом остеопороза и нетвердыми лапами. Другая выглядела молодой и бодрой. Защита от болезней в таком широком диапазоне тканей и систем организма, вроде бы не связанных друг с другом, особенно интересна, отметила Партридж. Это заставляет предположить, «что мы и правда открыли какой-то фундаментальный принцип старения», говорит она.
Но как же люди? Имеет ли все это какое-либо отношение к нам? Очевидно, проверять нужно было, сосредоточившись на сети распознавания питательных веществ человека и испытывая гены-аналоги тех, что влияют на срок жизни подопытных животных. У беспозвоночных только один ген FOXO, у человека и прочих млекопитающих таких четыре. И что вы думаете? В 2008 году вышла статья группы ученых из научного института в Гонолулу (Гавайи) под руководством Брэдли Уилкокса, в которой сообщалось, что между одной естественной мутацией гена FOXO3 и долголетием определенно есть связь. Эта группа изучила 213 мужчин-американцев японского происхождения старше 95 лет. Их данные сравнили с контрольной группой из 402 жителей того же города, никто из которых не прожил дольше 81 года. Из пяти генов-кандидатов самые значимые различия между двумя группами обнаружились именно по этому варианту – FOXO3A. Для тех, кто унаследовал этот ген, есть и другие хорошие новости: обладавшие им участники реже болели раком, страдали от сердечно-сосудистых заболеваний и слабоумия, чем контрольная группа, были физически сильнее и крепче держались на ногах, хотя и были в среднем на 11 лет старше.
С появления той первой статьи Уилкокса и его коллег все новые исследования среди разных популяций – китайцев-ханьцев, евреев-ашкенази, калифорнийцев, немцев, итальянцев, датчан – открывают свидетельства пользы FOXО3A для здоровья и продолжительности жизни. Ученые, которые изучали нью-йоркских евреев-ашкенази, доживших до ста лет, также подметили связь между их исключительным долголетием и мутациями одного конкретного рецептора на поверхности клеток – рецептора инсулина и гормона роста. Звучит знакомо? Да, это человеческая версия признака, который группа Кеньон заметила у червей с мутациями daf-2.
Вроде бы само собой разумеется, что тот, кто дожил до глубокой старости, должен и дольше сохранить здоровье. Однако эмпирические данные по связи здорового старения и продолжительности жизни удивляют и заставляют задуматься. Например, в одном исследовании бостонских ученых рассматривались анамнезы почти 1500 человек, проживших 100 лет и больше, из них 534 исключительных долгожителя, от 105 до 119 лет. Эту группу сравнили с двумя другими – в одной было 343 анамнеза людей 97–99 лет, в другой, контрольной, 436 участников 47–96 лет. Как оказалось, чем старше был умерший, тем позднее в жизни в среднем он сталкивался с первым серьезным возрастным заболеванием (из списка: рак, сердечно-сосудистые болезни, хроническая дисфункция легких, диабет, деменция и инсульт) и тем меньшую часть жизни ему приходилось доживать хилым беспомощным стариком.
В среднем получается, что умершие в возрасте под сто лет проводят 9,4 % своей жизни в состоянии недееспособности, прожившие 100–104 года – 9 %, прожившие 105–109 лет – 8,9 %, а долгожители-рекордсмены 110–119 лет – только 5,2 %. Фактически 10 из 104 участников, которым перевалило за сто, избегали серьезных проблем со здоровьем до последних трех месяцев своей жизни. С другой стороны, члены контрольной группы, чья продолжительность жизни была более обычной, страдали от хронических заболеваний в среднем 17,9 % своей жизни.
