Зачем мы бежим, или Как догнать свою антилопу - [53]
Каждый хищник использует свои сильные стороны и пользуется слабостью жертвы. Большинство хищников ловят добычу, сочетая эффект неожиданности и спринт или же выбирая молодых, старых или слабых особей. В свою очередь, добыча убегает от хищника так быстро, как умеет. Обычно преследование длится недолго, но за высокую скорость приходится расплачиваться, чем пользуется человек. Как уже упоминалось в историях моего друга Барре Тоэлкена, преследуемые олени имеют мало шансов выдержать темп длительной погони. Спринты обходятся им дорого. Если хищник после блестящего старта оленя продолжает охоту, то ему придет на помощь накопленная в мышцах оленя молочная кислота и тепло его тела. Люди, которые извлекают выгоду из слабостей оленя, способны смотреть дальше, заглядывая в будущее. Благодаря силе разума человек становится суперхищником.
Очевидно, что в результате эволюции морфология, физиология и поведение животных подстроились под требования окружающей среды. В Африке перелетных птиц из Европы можно отличить от местных по более длинным и узким крыльям, что в свою очередь говорит о большей выносливости в полете и приспособленности к миграциям, в которые они пускаются дважды в год. Совы имеют глаза и уши, настроенные на обнаружение мышей, уникальное охотничье поведение – сидеть неподвижно ночью, а затем налетать, чтобы схватить добычу когтями, – и загнутые клювы для разрывания плоти. У зимородков есть острые длинные клювы для ловли рыбы, физиология переваривания рыбы и извлечения из нее протеинов, и, возможно, самое главное – очень специфическое поведение: прыжок с насеста за подвижными подводными объектами.
Наши поведенческие и психологические склонности также соответствуют организации нашего тела, что адаптировало нас к среде, с которой мы сталкивались в прошлом.
Скорее всего, ранние гоминиды, охотившиеся группами, были столь же гибкими в своем охотничьем поведении, как и сегодняшние стаи африканских диких собак и волков. Чтобы убивать зебр и бизонов, нужны специальные навыки, и они передаются в этих собачьих коллективах из поколения в поколение. Чем больше знаний, тем больше разнообразия, поэтому мы не можем сделать абсолютно точных выводов.
Мы гораздо более гибки в своем поведении, чем большинство других животных. Прямо сейчас мы настолько гибки, что получаем пищу любым доступным способом; из-за этого не так заметны наши врожденные склонности. Вероятно, мы не работаем на сборочных линиях или в офисах банков только потому, что мы предпочитаем этим занятиям все остальное в мире. Возможно, мы не знаем, что нам больше всего подходит, потому что у нас нет возможности узнать об этом, и мы становимся культурно предвзятыми. У меня была возможность побывать в свободной, дикой природе, чтобы поохотиться. Конечно, я больше не стреляю в маленьких птичек из дробовика, хотя до сих пор удивляюсь волнению, которое я испытывал; так орнитологи во все времена чувствовали себя на пороге новой эпохи, когда они открывали неизвестных ранее птиц.
Я вырос в Мэне, охотясь на оленей, и это казалось мне самой увлекательной деятельностью из всех доступных человеку. Осенью я все еще езжу в Мэн на охоту. Мясо дикого животного, способного сбежать, не запертого с детства в загоне, не выращенного специально на убой – это лишь одна из причин. Если забыть о соображениях нравственности, я скажу, что охочусь из-за обаяния этого занятия. Я блуждаю по лесу несколько дней, надеясь напасть на след или заметить какой-то признак близкого зверя, и каждый успех вызывает у меня восторг. Но меня редко настигает удача. Каждую осень я надеюсь, что добьюсь ее, но добыча ускользает от меня. Почему так многие охотятся, когда шансы на успех так малы? Ответ пришел ко мне во время недавней поездки в Йеллоустон. Я видел лося, бизона, толсторогого барана и чернохвостого оленя на расстоянии нескольких метров. Увидев этих привыкших к человеку восхитительных животных, я понял, что, даже если бы мне разрешили охотиться на них, у меня не было бы ни малейшего желания делать это. Сама идея показалась мне ужасной. Почему? Потому что стрелять в животных совсем не значит охотиться. Даже близко не стояло.
Мотивирует не убийство и не добыча сама по себе. Очарование заключается в том, чтобы находиться в лесу, когда все чувства заострены, и преследовать добычу. Белохвостый олень в лесах штата Мэн чувствует запах, звук и движение. Это робкое, но быстрое и хитрое создание.
То, что тянет нас на охоту, – именно то, что отталкивает других крупных хищников, тех, кто не хочет долго и далеко гоняться за своей добычей. Большие кошки и охотничьи собаки бросаются не за тем, кого сложнее догнать, – наоборот, они очень избирательны, стараются хватать слишком старых, слишком молодых, слабых, больных, а больше всего предпочитают уже умерших.
