Зачарованный остров - [37]

Бобби не спрашивал их имен и не записывал номера телефонов, машинально раздевал, лениво ласкал и трахался, как робот. Это был своего рода спорт. Но в старые времена спортом он был увлечен, спорт поддерживал не только физическую форму, но и прочищал мозги, давал эмоциональный заряд. Как бы он ни был замотан, не важно, устал или нет, Бобби всегда находил возможность для партии в гандбол или теннис. Физическая нагрузка снимала умственную усталость, но так было в дни молодости. Сейчас у него не было на спорт времени, и в частные клубы на побережье с улицы не войдешь.

Океан превратился в огромную перегретую ванну, пляж опустел, отдыхающие попрятались от духоты и пекла. Единственное спасение было в кондиционированной прохладе пабов и баров, каких-нибудь «Эрнис» и «Редс», где прислуживали очаровательные южанки, свежие раскомплексованные, влекущие своими формами, как неисследованная планета.

Но Бобби Тьерни сейчас было не до них. Он гнал машину по дороге номер один, мечтая об одном — отоспаться. Всю прошлую ночь Бобби маялся без сна, вскакивал с кровати в крохотном номере какого-то отеля, подходил к окну, чтобы подышать свежим океанским воздухом. В три часа он решил окончательно подняться, неспособный ни ко сну, ни к сексу.

Он продолжал вести свой внутренний диалог с «бывшей», так он называл Полли. Так ему по крайней мере было менее одиноко. Все случилось так быстро: она стала в открытую иметь несколько любовников. Таким образом, Полли поставила его перед фактом, который давно не был для него секретом. Он и винил себя, но все же гордился тем, что именно он потребовал развода. А она сразу согласилась, для нее супружеская неверность была способом избавиться от него.

Полли набралась снобизма, живя в Колорадо-Спринг, это можно скорее назвать презрительным чванством, но дело не в терминах, а в том, что она была такой. Она презирала и ненавидела обыкновенных мужчин, считала себя лучшей наездницей и экспертом по лошадям, лучшей теннисисткой, лучшей спорщицей, и вообще — лучшей…

Когда они встретились, она жила в Колорадо-Спринг и крутила роман с целой пожарной бригадой из Бата в Айдахо. Бобби познакомился с Полли в баре отеля «Броадмур», и на следующий день она пригласила его на партию в теннис. Она была тоненькой и очень гибкой, и очень сексуальной. В постели Полли меняла позы, как гимнастка снаряды, она задыхалась от страсти и доходила до пика наслаждения.

Она и в этом была снобисткой: все созданы для ее удовольствия. Почти год спустя они поженились, она — тщеславная богатая протестантка, он — из средней обывательской католической семьи. Она сказала, что ее покорили его сильные руки, рост и искренний смех, и ей нравятся бедные, но упорные и сильные мужчины.

Полли учила его ездить на лошади и стрелять, обещала полюбить, если он осилит нескольких знакомых ковбоев, и насмехалась, когда он говорил, что сможет защитить ее от этих твердожопых пастухов, среди которых она выросла. Трудно сказать, почему, несмотря на все их противоположности, Полли всерьез отнеслась к его личности. Возможно, она не желала упускать своего, и на Бобби уже накинула лассо. Она выросла среди мужчин, умела делать все то, что делали они. И укрощать мужчин было для нее таким же делом, как объездить мустанга. Она завоевала все ранчо и поставила на колени, а Бобби Тьерни стал ее собственностью. «С тобой я чувствую себя в безопасности», — говорила в те дни Полли. Что она имела в виду? Черт ее знает.

После рождения их первой дочери Бобби пришлось уехать во Вьетнам. Он тогда работал в Агентстве независимого развития. К службе в армии его признали непригодным из-за поврежденного колена, и приятель из Министерства иностранных дел помог Бобби получить работу и первую командировку. Как и многие молодые люди в те времена, Тьерни был одержим стремлением служить «благословенной Богом Америке». Он считал, что война закалит его, и с радостью согласился поехать во Вьетнам.

Бобби был в Дананге, когда получил от Полли письмо с известием, что она переехала, как она выразилась, «на выпас» и хочет найти работу и зажить, «как цивилизованная женщина».

Бобби порадовало, что она не теряется во время его отсутствия, и, вернувшись ненадолго в Штаты, он сделал еще одного ребенка. Он с легким сердцем снова поехал во Вьетнам. Полли жила в достатке, была свежей и чистой как красотки с рекламы мыла. После рождения второго ребенка ее фигура осталась такой же.

Она не употребляла больше марихуаны, читала писанину индийских гуру и принимала участие в акциях антивоенного движения. Но о Вьетнаме во время его пребывания в Штатах они не спорили, «Слава Богу, ты хоть не в армии, — говорила Полли, — ты помогаешь людям». Но в душе Полли подозревала, что Бобби участвует в каких-то операциях ЦРУ. Несколько раз, выпивши, она поднимала тост «за его начальников из ЦРУ» и кому-то говорила по телефону: «Он заявляет, что участвует в программах помощи гражданскому населению, но ведь у них у всех есть какое-то прикрытие».

Бобби не стал ее разубеждать, по ее тону было ясно, что она испытывает к нему скорее уважение, чем презрение. Даже если ее разум противился такому повороту дела, она эмоционально тянулась к опасностям и интригам, и он не стал ей противиться. Полли из всего извлекала для себя пользу.