Зачарованный киллер-2 - [10]

Шэт ходил около шибера, люто косился на меня — ревновал. Шэт тоже вызывал у меня жалость. У него были вырваны когти на передних лапах (по этому признаку всегда можно определить, что животное раньше принадлежало Вальтеру Запашному — знаменитому дрессировщику и садисту), что очень затрудняло ему процедуру получения мяса, которое подается хищникам специальной вилкой; они его снимают с рожков когтями и затаскивают в клетку. Кроме того, Шэт нежно любил Ладу и ее болезнь повергла «парня» в глубокую печаль.

Шэт и Лада были по–своему знамениты, Оба людоеды. Шэт отъел руку одной из вальтеровских помощниц (не вытерпел, наверное, побоев), Лада, воспитанница ГДР — вырвала и, надо думать проглотила, у своей дрессировщицы правую ягодицу. Спасло их от расправы то, что они принадлежали к славной когорте уссурийских тигров, которые тревожно фигурировали в Красной Книге, среди других потенциальных реликтов живого — безвинных жертв рода людского. Сосланные в тюрьму передвижного зверинца бессрочно, они обрели друг друга, нежная любовь немного украшала их унылое существование. И теперь Лада умирала от пиелонефрита, а я не мог дать ей антибиотики.

Немного поддерживали нашу кошку кролики. Жестоко, конечно, скармливать их живьем, слышать их детский крик, а затем и предсмертный вопль, но свежая, живая кровь — могучий, жизненный стимулятор для больного хищника…

Зоотехник Филиппыч увел меня в свой вагончик пить пиво. Заодно попросил подписать акт выбраковки Лады. С этим зоотехником, работающим в зверинце третий год, у меня сложились приятельские отношения. Скорей всего потому, что я терпеливо слушал его рассказы о том, как он был главным зоотехником крупного колхоза, как его уважали, о том, что у него семья, жена — немка, что недавно у них гостили ее родственники из ФРГ, зовут к себе и они скоро поедут туда. Я удерживался от желания спросить, какого черта он тогда работает в этом поганом зверинце среди бичей и алкоголиков, почему к жене ездит раз–два в год, да и то только на несколько дней. Мое молчание как бы поощряло его к дальнейшим легендам, а чувство благодарности к терпеливому слушателю крепло. Это было хорошо, так как Филиппыч являлся моим непосредственным начальником.

— Дружба дружбой, — сказал я, глядя на акт, — но подписывать это я не собираюсь. Лучше вызови хорошего ветврача или достань хотя бы инъектор Шилова, мы его насадим на жесткую палку и попробуем сделать укол.

— Иваныч, — взмолился он, — шеф требует акт, тигрица все равно подохнет, главное — списать вовремя, да шкуру снять.

— Шкуру надо снять с вас, вместе с шефом, — возмутился я, — а тигрицу надо лечить. Впрочем, что я — единственный рабочий? Вон их сколько, получки ждут у бухгалтерии. Любой подпишет. Ты лучше скажи, деньги мне на сливочное масло и яйца выделят? Я хочу замешать таблетки в яично–масляную оболочку, авось съест?

— Сомневаюсь, — покачал головой Филиппыч. Если вылечишь, тогда, конечно, все оплатят. А заранее… Ты же простой рабочий.

— Ну и хрен с ним, — допил я свой стакан, — действительно, что я из кожи вон лезу. — Я отломил у сушеной рыбы хвост и яростно в него вгрызся.

А вечером с удовольствием обнаружил, что колобки из масла и яиц с надежной начинкой из разнообразных антибиотиков Лада уплетает с аппетитом. Надо сказать, что деньги, истраченные на лечение, мне так и не вернули. Выписали, правда, поощрительную премию — 50 рублей. Сам директор. И благодарность он же мне объявил. Устно.

Я к тому времени работал в зверинце уже около месяца, работал, надо сказать, с удовольствием, хотя сам зверинец ничего, — кроме отвращения, у меня не вызывал. Чтобы читатель хоть схематично представил атмосферу этой дурацкой организации, следует рассказать о самых достойных ее представителях.

Главный инженер Жора. Хороший, умный парень, знающий специалист. Правда, знания его относились больше к мелиорации, чем к автотранспорту. Но и с ремонтными работами он справлялся лихо. Особенно четко он составлял трудовые договоры. 70 % указанной суммы ремонта планировалось, как правило, на пропой с ремонтниками, 10 % — на запчасти, 20 %~ — на фактическую оплату работ. Чаще всего эти 20 % уходили на похмелье.

Основным хобби пьяного Жоры, кроме девочек, среди которых он, кстати, пользовался успехом, как внешне парень симпатичный, было вождение. Он уверенно залазил в любую машину, будь то дизель, или старенький ГАЗ‑66, включал передачу и начинал садистски насиловать машину. Его стараниями у половины машин было сорвано или сожжено сцепление. Во время переездов — серьезного момента в деятельности зверинцев (скорость и качество его перемещений — гарантия хороших сборов), Жора развивал бешеную деятельность. Вместо того чтобы четко распланировать очередность транспортировки жилья и зооклеток, определить каждому обязанности, составить схему переезда, Жора мотался, как Фигаро, по всей трассе, выскакивал на манер чертика то в месте отъезда, то на новой площадке, где строился зверинец. Если же он успевал в дороге причаститься в какой–нибудь забегаловке, то мгновенно падал за руль, диски сцеплений жалобно визжали, и очередной тягач выходил из строя.