Зачарованный апрель - [85]

Мистер Арундель начал с описания того, что «леди Дройтвич была там-то и там-то и говорила то-то и то-то. Как всегда, она очаровательно выглядела в новом платье, была со всеми любезна», и так далее. В основном эти сведения он почерпнул из светской хроники. Словом, поначалу его описания были довольно банальными, но постепенно он разошелся, и поступки леди Дройтвич стали более занимательными. Какие-то слова, которые она якобы произнесла на модной выставке, заставили Крошку удивленно вскрикнуть:

— Мама действительно это сказала?

Вскоре выяснилось, что она не только говорила, но и делала удивительные вещи.

— Мама действительно это сделала? — широко распахнув глаза, восклицала Крошка.

Мистер Арундель совсем разошелся и стал приписывать миледи некоторые особенно интересные мысли, которые пришли ему в голову, и рассказывать о смешных, очаровательных поступках, которые она совершила (в его воображении, конечно же).

Крошка слушала с растущим чувством удивления, восхищения и гордости. Она и не подозревала, что ее мать может быть такой душкой.

«Неужели она правда это сделала? Это же просто очаровательно! Удивительно, что она это сказала! Какое лицо было бы у Ллойд Джорджа, если б он услышал это?»

Крошка смеялась без передышки. Если бы ее мать была сейчас рядом, она с радостью обняла бы ее. Время летело стрелой, в саду постепенно сгущались сумерки, и уже почти стемнело, когда Крошка наконец вспомнила об обеде. Она посмотрела на часы и увидела, что уже четверть восьмого.

— Господи боже! — воскликнула она, быстро вскакивая со скамейки.

— Да, уже поздно, — сказал мистер Арундель.

— Я быстренько пойду вперед, а за вами пришлю девушку. Мне нужно бежать, иначе я не успею переодеться к обеду.

Она побежала вверх по дорожке с грацией юной лани. Мистер Арундель последовал за ней, но гораздо медленнее. Ему не хотелось выходить к столу разгоряченным. К счастью, он был уже недалеко от вершины холма. Франческа встретила его на полдороге, проводила в дом и усадила отдыхать возле камина, в котором потрескивали дрова.

Мистер Арундель, который и так умирал от жары, встал у окна, как можно дальше от огня, и принялся рассматривать далекие огоньки Меццаго. Дверь в салон была открыта. Весь дом затих, как это всегда бывает перед обедом, когда все обитатели готовятся к обеду, приводя себя в порядок. Мистер Бриггс выбирал галстук, отвергая один за другим и постепенно все больше приходя в отчаяние. За то время, которое он провел в своей комнате, леди Каролина в его воображении стала еще прекраснее, чем в действительности. Он сравнивал молодую леди со всеми самыми прекрасными женскими портретами, которые видел в своей жизни. Потом перешел к ангелам небесным и, наконец, дошел до безнадежного презрения к самому себе, недостойному целовать следы ее ног. Бедным галстукам доставалось, как никогда, потому что, по мнению мистера Бриггса, они делали его внешность еще зауряднее, чем прежде. Это было вовсе не так, но сказать ему об этом было некому, поэтому он продолжал мучиться с выбором своего гардероба, в то время как неумолимо приближался момент, когда все-таки придется выйти к столу.

Крошка в своей комнате, торопясь, переодевалась в черное платье, стараясь стать как можно незаметнее. По-еле того, что дамы пришли в восхищение от ее розового туалета, который она давно уже считала годным только на тряпки, она не знала, на чем остановиться. Нужно было нечто, в чем бы она выглядела серой мышкой. Впрочем, ее поиски увенчались не большим успехом, чем поиски мистера Бриггса, хотя и по другой причине. К своему глубочайшему сожалению, она была слишком прекрасна для того, чтобы затеряться даже в самом блестящем обществе, не говоря уж о скромной компании хэмпстедских дам.

Миссис Фишер надела кружевную накидку, которая превращала ее обычное платье в вечерний наряд, и приколола брошь в виде двух жемчужных лилий. Они были соединены голубой эмалевой лентой с выгравированной золотыми буквами надписью Esto perpetua[13]. Это был подарок Рёскина ко дню ее свадьбы.

Мистер Уилкинс, далеко зашедший по пути преображения к концу третьей недели, расчесывал жене волосы, в то время как она вдевала запонки в манжеты его рубашки. Между супругами с некоторых пор воцарилось исключительное семейное согласие, а волнение Лотти насчет того, что он будет делать, когда устанет трепать ее по щекам, окончательно прошло. Оказывается, Меллерш был куда более разнообразен в выражениях супружеской нежности, чем она когда-либо могла себе представить.

Роза уже закончила одеваться и стояла у окна, вспоминая прошедший день. Она отлично поняла, что случилось с мистером Бриггсом. Если бы еще оставались какие-нибудь сомнения, Лотти рассеяла бы их. Она была в полном восторге оттого, что в замке появился еще один влюбленный. Она говорила, что теперь, когда миссис Фишер «продрала глаза» (Роза пыталась возражать против этого выражения, но Лотти сказала, что нашла его у Китса), осталось только дождаться приезда мистера Арбитнота, и тогда замок станет самым счастливым местом на свете.

— Ваш муж, — добавила она, покачивая ногой, — приедет уже совсем скоро, может быть, даже сегодня вечером. Мы отлично проведем последнюю неделю и разъедемся по домам для того, чтобы начать новую жизнь. Я уверена, что мы все стали другими людьми, — так же как и в том, что Каролина скоро влюбится в молодого мистера Бриггса. Это просто носится в воздухе. Хотите вы или нет, но этот замок предназначен для любви. Она не сможет противостоять этому, я уверена.