Зачарованная Эви - [47]

Я поджала пальцы на ногах, чтобы удержаться от соблазна и не прыгнуть на него. Он предостерегающе поднял руку:

– Приятно иногда поразмышлять вот о чем. Если бы твой характер – то есть твоя верность и стойкость – сочетался с ее красотой, я, пожалуй, очутился бы на грани любви, а то и за гранью. Кто знает?

У меня отвисла челюсть. Под воздействием зЭЭна невозможно лгать.

– Но поскольку она не может быть смесью вас обеих, я рад, что нрав у нее милый, а мозги превосходные: они нам тоже пригодятся.

Далеко ли он готов зайти?

– А ты убил бы ее или позволил ее убить, если бы тебе это было выгодно?

Он задумался над этим вопросом, будто над загадкой.

– Надо же, не ожидал от себя такого. Я никого не смог бы убить и не допустил бы, чтобы кого-то убили. Мне даже не нравится пускать в ход свой собственный дар убеждения, чтобы лишить кого-то возможности выбирать, будь то король или Элеонора.

Огры тоже лишают разумных существ возможности выбирать.

– Я это делаю лишь ради продвижения по общественной лестнице. – Он рассмеялся. – Должно быть, в сердце у меня еще сохранились зачатки порядочности. Но не настолько, чтобы это распространялось на огра. Если бы ты случайно погибла, а я случайно приложил к этому руку, я и ухом не повел бы.

Я бросила его зЭЭнить.

– Я могу съесть тебя на ужин, когда захочу, будь ты хоть сто раз королевским любимчиком.

– Не съешь. Ты слишком хорошая.

Я подняла брови и наморщила шерстистый лоб. И совершила роковую ошибку.

– Я очень хорошая, так что не сомневайся: я съем тебя, если ты соберешься навредить Киррии.

Сэра Питера снова накрыло волной страха. Он поклонился и вернулся к королю.

Мимолетная радость сменилась тревогой. Я сделала сэра Питера своим врагом.

И он все правильно понимает: я никогда его не убью.

Глава двадцать шестая

Когда сквайр Джеррольд снова навестил меня – на мой пятидесятый день в обличье огра, – я отвела его в сторонку и рассказала об этом разговоре.

– Как жаль леди Элеонору… – прошептал он, дослушав меня до конца. – Один мой друг, ее близкий знакомый, будет очень огорчен.

Какой еще друг?

– Никому не говорите!

– Нет, конечно. Даю слово. – Помолчав, он добавил: – Напрасно он пытался вас подкупить.

Нет, я не выпалила: «А как насчет угрозы убить меня? Вам что, совсем нет до этого дела?»

– Я боюсь за вас и за Дуба, поскольку вы оба знаете меня и прибыли во Фрелл вместе со мной.

– Вы вылечили короля Имберта, – возразил сквайр Джеррольд, – а мы для этого привезли вас сюда. Поэтому мы все под защитой.

Ничего подобного. Просто Джеррольд до того честный и, как ни горько мне это признавать, обладает до того скудным воображением, что не в состоянии понять характер сэра Питера.

Я хотела рассказать леди Элеоноре всю правду о ее возлюбленном, но меня удерживало нежелание быть той, кто разобьет ей сердце. Пусть узнает о его двуличии из другого источника. А может, он найдет себе девушку еще богаче и знатнее и решит вскружить голову ей.

Дуб, которому леди Элеонора очень нравилась, рассудил, что она может поспособствовать исправлению сэра Питера:

– Он не осмелится врать, потому что побоится ее расстроить.

Был бы здесь Чижик! Он дал бы мне дельный совет. На худой конец, посочувствовал бы.

Как ужасно быть одинокой и ни на кого не похожей.

Но на девятое утро после моего появления – осталось всего девять дней! – на соломенных тюфяках в кухонном лазарете лежали всего двое больных, а еще четверо поправлялись у себя в комнатах.

Дуб объявил, что мор унес жизни трети из двухсот обитателей дворца – придворных и слуг, причем по большей части до моего появления.

– Благодаря тебе, госпожа Огр, во дворце осталась куча народу.

Он велел двум служанкам начистить морковки, а третьей – подмести в кухне и затопить печь.

Я заметила, что тут вся заслуга принадлежит пурпурине.

– А пурпурину кто привез? – спросила леди Элеонора, которая толкла листья фенуса в ступке, как я ее учила.

Вошел сквайр Джеррольд.

Мурашки у меня побежали с такой силой, что я уронила пучок маргариток, которые здесь зовут «коровий глаз». Сквайр Джеррольд с присущей ему галантностью подобрал цветы и положил мне на стол. Я сделала реверанс – как могла изящно.

Леди Элеонора смотрела на меня. Я увидела, что ей жаль меня. «Себя пожалей», – подумала я со злостью и принялась обрывать листья коровьего глаза.

– Если положить их в мешочек под подушку, приснятся приятные сны.

Тут в дверь постучали так робко, что, кроме меня, никто не расслышал. Я пошла открывать.

В коридоре стоял Чижик, держа шляпу за поля.

– Эви?!

– Чижик! – И опять мурашки.

Он тоже не ожидал меня увидеть. Глаз у него дернулся. У него возникло какое-то сильное чувство, но я не понимала какое: в кухне было много народу.

– Да и я не то чтобы ждал, что ты самолично откроешь мне дверь.

– Как мама – здорова? В Дженне никто не заболел?

Я не могла сдержать улыбку. К тому же при нем не надо было прятать клыки.

Чижик тоже улыбнулся:

– Нет. То есть да, она здорова. Никто не заболел. Я рад, что ты цела и невредима.

Я распахнула дверь. Чижик поклонился всем, в том числе Дубу, служанкам и выздоравливающим. Поклон был плавный и пружинистый. Как же я раньше не замечала?