Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран - [3]

.

Критическое отношение французских и, шире, европейских интеллектуалов к не до конца раскрытому прошлому Элиаде, Чорана и, в определенной мере, Ионеско сдерживается характерной расстановкой сил с начала 1960-х и едва ли не до конца 1980-х годов. Все три автора занимают резкую антикоммунистическую позицию, а в этих обстоятельствах публичное разоблачение профашистских моментов в их прошлом, по логике тотального противостояния, «играло бы на руку коммунистическим силам» и проч.[3] Работа по реконструкции ампутированных исторических обстоятельств с осторожностью начинается лишь в девяностые годы. Но теперь ей мешает другой, можно сказать, противоположный политический момент: борьба с наследием режима Чаушеску в Румынии толкает часть румынских интеллектуалов к известной идеализации досоциалистических порядков в странах Восточной Европы. Отсюда — пусть условная и частичная, но все же «реабилитация» в Румынии диктатуры Иона Антонеску, а в еще больше степени — всей предвоенной эпохи и склада жизни, что и подтолкнуло тогда, среди прочего, к переизданию старых румынских книг сначала на его бывшей родине, а следом и во Франции.

Воспроизводя и учитывая все эти стороны жизни своих героев, Александра Ленель-Лавастин не соглашается признать поступки и труды трех мыслителей в 1930-е годы всего лишь «грехами молодости» (такая самооценка, надо сказать, присутствует в дневниковых записях Чорана шестидесятых годов[4]). Напротив, она ставит задачей показать связь между политическими взглядами и поступками своих героев в 1930-е годы и основными темами мысли Чорана, Элиаде, Ионеско после войны. В определенной мере — оценить это смогут сами читатели — исследовательнице удается эту связь убедительно реконструировать и подтвердить. Но, стоит признать, нередко Ленель-Лавастин заранее постулирует подобную причинную логику и лишь иллюстрирует исходные тезисы некоторыми частными сопоставлениями. Их, как представляется, можно истолковать иначе, более того — в ряде случаев можно и вовсе усомниться в правомерности таких сопоставлений. Кажется, автор лишает своих героев даже возможности измениться, стать другими — а уместно ли при отсутствии подобной свободы говорить об этике?

Но, скажу еще раз, пусть это решает для себя каждый читатель. Я же вижу более общий смысл данной книги — особенно для России и стран Восточной Европы сегодня — в том, чтобы в полный рост поднять вопрос о месте интеллектуалов в социально-политических перипетиях XX века, об их историческом выборе и ответственности за этот выбор, включая его последствия. Календарный век завершился. Однако у нас в стране данный комплекс проблем истекшего столетия, иначе как в частных обличительно-оправдательных разборках у телевизионных «барьеров» или и в форме организованного «слива» компрометирующей информации на страницы бульварных газет компетентными органами, можно сказать, всерьез даже не поставлен.

Между тем, «случай» Элиаде, Чорана и — с очень значительными оговорками — Ионеско входит, конечно, в более широкий контекст правоконсервативных политических и идейных движений прошлого столетия. Страницы их биографии конца 1920-х — первой половины 1940-х годов ложатся рядом с соответствующими материалами из жизни Мартина Хайдеггера и Карла Шмитта, Кнута Гамсуна и Карла Юнга, Эзры Паунда и Луи Селина, Эрнста Юнгера, Мориса Бланшо и, увы, многих еще. Кое-какие из этих явлений уже сравнительно хорошо описаны западными историками (применительно к Франции назову хотя бы основополагающие труды 1980-х годов израильского исследователя Зеева Стернхилла и Пьера-Андре Тагиеффа[5]), хотя по-прежнему почти не известны в России. С другой стороны, здесь нельзя избежать сопоставления с зеркально-подобными им настроениями и взглядами радикально-левых интеллектуалов Европы в те же десятилетия.

В этом плане, подытоживая сказанное, обращу внимание читателей лишь на один характерный момент. Многие левые интеллектуалы 1930-х годов уже с самого начала пятидесятых выступают с ревизией коммунистической идеи и практик ее тоталитарного воплощения (напомню хотя бы прогремевший в 1950 году сборник статей Андре Жида, Артура Кестлера, Игнацио Силоне и других «Бог, потерпевший крах» и вышедший тремя годами позже памфлет Чеслава Милоша «Порабощенный разум»). Далее этот процесс активно развивался после 1956-го и 1968-го годов. Однако со стороны «правых» — включая героев книги Ленель-Лавастин — ничего хотя бы близкого к подобным шагам так и не последовало. Дело не в бичевании себя и не в разоблачении других, равно как не в очернении-обелении чьего бы то ни было прошлого. Речь идет о коренном деле интеллектуалов — рационализации собственного и чужого опыта для извлечения из него общего смысла.

Введение ЛИКИ МИФА

Сегодня Эмил Чоран, Мирча Элиаде и Эжен Ионеско считаются признанными классиками французской и европейской культуры второй половины XX в. Все они родились в Румынии с интервалом в 2 года (Элиаде — в 1907 г., Ионеско — в 1909-м, Чоран — в 1911-м) и, пройдя непростой путь, стали неоспоримыми мэтрами каждый в своей области. Чоран приобрел славу как эстет Апокалипсиса и «Ларошфуко XX столетия»; Элиаде, как утверждалось в большинстве некрологов в 1986 г., был «одним из ведущих историков религий нашего времени»; Ионеско стал первым французским писателем, чьи произведения были опубликованы в «Плеяде» прижизненно.