Забытый - [5]

Было около двенадцати часов, когда я остался один. Я рассчитал, что Собион попадет в лагерь на другой день, часов в шесть утра. Эскадрон передвигается медленней, чем отдельный кавалерист, — нельзя было поэтому надеяться, чтобы наш эскадрон прибыл к месту, где я его ожидаю, раньше вечера второго дня.

Держа Микет под уздцы, я взобрался с ней к маленькой хижине. В ней никого не было. Я удобно расположился там, а стреноженная Микет тотчас увлеклась сочной, аппетитной травой, покрывавшей площадку. Было холодно, но терпимо. Дым от моей трубки ровным синим столбиком поднимался в чистом горном воздухе.

Я провел прелестный день. Если бы я мог приготовить себе одно-другое горячее кушанье, я был бы на верху блаженства. Но у меня было с собой только одно огниво, а путешественникам, утверждающим, что с его помощью можно зажигать сухие сучья, — доверять не следует. Я пробовал не раз, — и всегда безуспешно.

Под вечер, чтобы порассеяться, я прошел в роскошный кедровый лес, начинающийся у самой дороги. Ни одной птицы, или, может быть, они уже улеглись. Царила тишина, хватающая за душу. Внезапно раздался легкий металлический звон. Я нагнулся, поднял предмет, на который споткнулся, и с удивлением констатировал, что это коробка из-под сардин, английского происхождения. Это открытие, вместо того чтобы успокоить меня, привело, напротив, в смущение. Мрак быстро надвигался. Я поспешил вернуться в хижину.

Спал я не просыпаясь. А когда утром раскрыл глаза, солнце поднялось уже высоко. Я вышел из хижины, чтобы совершить омовение в небольшом ручейке, мелодично журчавшем в нескольких шагах. Микет еще дремала в хижине. Я не взял ее с собой. И слава богу!

Ручей протекал по склону горы, между хижиной и шоссе, в расстоянии ста метров примерно от последнего. Только я освежился прекрасной прозрачной водой, как до слуха моего явственно донесся стук лошадиных копыт. Эскадрон! Ах, милые друзья! Как они поспешили! Я бегом пустился вниз по склону, им навстречу. В утренней дымке я различал уже на дороге большую группу всадников.

Я был почти у самой дороги, как вдруг сразу остановился и только-только успел притаиться за большим камнем…

По дороге ехали не мои товарищи.

Это не были мои товарищи, это были… были люди, каки я никогда не видал, или, вернее, каких не мог рассчитывать встретить в подобном месте.

В 1911 году, когда принадлежавшая мне облигация города Сан-Себастьяна вышла в тираж и мне выплатили тысячу франков, — я употребил эти деньги на поездку в Париж и в столице попал на спектакль в театре Шателэ. Давали «Михаила Строгова». Не стану передавать содержания всем известного произведения. Напомню только, что курьер Мишель, вместе со своей невестой, кроткой Надей, по долгу службы заброшен ко двору эмира татарского хана Феофара. Я, как сейчас, вижу толпу великолепных татарских всадников, вооруженных луками и мечами, с синими бородами, в стальных шлемах и кольчугах… Так вот: всадники, проезжавшие мимо меня, словно прямехонько явились из Парижа. Те же луки, мечи, те же шлемы, кольчуги, синие бороды. Лошади у них, как и полагается, были покрыты под седлами тигровыми шкурами. Словом, все аксессуары были налицо. Но изумление мое не знало границ, когда я увидал, непосредственно вслед за этими воинами и в таких же точно костюмах, — двух татар-мотоциклистов со своими мотоциклетками. Уж, конечно, в Шателэ не позволили бы себе преподнести публике такой чудовищный анахронизм.

Надо прибавить, что все татары бросали по сторонам взгляды далеко не кроткие. Я теснее прижался к своему камню, смертельно боясь, как бы не заржала Микет. Но бедняжка спала и не выдала.

Когда последний татарин миновал меня, я вернулся с бьющимся сердцем к себе в хижину. Не стану скрывать, что эта кавалькада произвела на меня достаточно скверное впечатление. Уже по другим мотивам, я с нетерпением стал поджидать наш эскадрон. А он, очевидно, запаздывал.

Утром я еще подумывал отправиться ему навстречу. Теперь мне показалось безумным рисковать попасться вместе с Микет в руки этих новых татар.

Я уселся наземь и глубоко задумался.

Наступила ночь. Я глаз не мог сомкнуть. Напряженно прислушивался, стараясь уловить звуки лошадиного топота, — напрасно. Да если бы я и услышал их, — какая гарантия, что Это был бы мой эскадрон, а не новый отряд татар?

И снова рассвело. Сомнений больше быть не могло: мои товарищи не приедут. И в самом деле, что за дикая идея пришла не остаться здесь, вместо того чтобы вернуться в лагерь вместе Обионом, согласно приказу командира? Может быть, еще не поздно…

Микет отдохнула и была свежа, как розочка. Я быстро оседлал ее. Мы вместе с ней спустились на шоссе. Тут я вскочил седло и галопом помчался по направлению к скалистому ущелью, которое привело нас сюда два дня тому назад.

Вечер надвигался, когда я выехал к озеру, на берегу которого стоял лагерем наш эскадрон. Мрак сгущался все больше. Я скоро узнал место, на котором сам размещал недавно походные кухни. Сомнений быть не могло. На земле, в куче золы, еще дымилось несколько головешек.

Никого…

Предоставив Микет самой себе, я зашел в глинобитный домик, где помещался раньше штаб. И там — пусто и тихо.