Забытые страницы русского романса - [7]

Кажется закономерным, что, «выложившись» до конца в столь концепционном произведении, композитор просто не мог более обращаться к «миниатюрам» этого поэта — он «передал» это право своему ученику и другу Антону Степановичу Аренскому...

Итак:

Не ветер, вея с высоты,

Листов коснулся ночью лунной...

Танеев написал на эти стихи изумительный вальс, общение с которым подобно живительному бальзаму: радостная мелодия заставляет улыбаться от соприкосновения с нею, лишь на миг (в средней части) сгущаются тучи, и вновь возвращаются радость, свет, любовь. Танеев даже допускает в этом романсе вольность по отношению к поэту. Он повторяет третью строку стихотворения «Моей души коснулась ты» и еще раз слова «коснулась ты», но совсем не для того, как мне кажется, чтобы выстроить музыкальную форму, но дабы подчеркнуть основное, что выражено поэтом — любовь.

Написан романс для среднего голоса, но достаточно уже развитого: исполняя его, певец может продемонстрировать свою обученность, но вокальный мелос никак не должен быть форсированным. То же и у пианиста: прикосновение к клавишам должно быть осторожным, и короткие пассажи шестнадцатыми в правой руке — воздушными.

Надо признаться, что в классе, занимаясь со своими студентами, я часто даю им произведения Танеева, в том числе и «Не ветер вея с высоты».

К наиболее популярным вокальным произведениям Танеева принадлежит романс «Когда, кружась, осенние листы» (соч. 17, № 6) на слова Л. Стекетти в переводе Эллиса[2]. Написанный, как мы помним, за 30 минут, он стал идеальным примером популярного в русской поэзии и в вокальной музыке жанра элегии. Асафьев считал его «прелестным», проникнутым «томной и сентиментальной элегичностью», родственным по стилю Глинке.

Романс начинается небольшим, но важным по смыслу вступлением из четырех тактов, мрачный тон половинных нот в левой руке фортепианной партии естественно подводит нас к стихам:

Когда, кружась, осенние листы

Усыпят наше бедное кладбище.

При исполнении этого романса всегда хочется слышать эти гулкие басы, а не разложенные трезвучия в правой руке, но в целом этот безыскусный аккомпанемент рождает тонкий звукоописательный эффект: так падают, медленно кружась, как в невесомости, листья осенью, когда воздух прозрачен и свеж, но уже по-предзимнему сумрачен. Несколько сентиментальные настроения поэтических образов настораживают. Поэтому следует представлять романс как скромную эпитафию и петь его предельно просто, без portamento и «подъездов» к нотам, ровным по тембру звуком, точно выполняя те минимальные отклонения от первоначального piano, которые подробно указаны в нотах — тогда исчезнет налет сентиментальной чувствительности, заложенной в стихотворении. Особенно придется поработать над исполнением фразы «Тогда укрась чело» и т. д., начинающейся pianissimo (dolce!) и приводящей к первой кульминации «То звуки песен, мною не допетых». Верно распределенное дыхание поможет подойти к этой точке и смягчить переход от фа-диез² — pp к соль²— f в т. 17, для чего взять дыхание необходимо в конце предыдущего такта (перед «им согретых»). Первую кульминацию следует соразмерить заранее со второй, более важной для автора (т. 21 —«любви моей»), которую следует исполнять с подлинным душевным волнением (но не надрывом). Этот романс — яркий пример лаконичности и значительности содержания, и потому работа над ним, впевание должны быть особенно филигранными.

Всего четыре романса (а также «Серенаду» для смешанного хора и два хора для мужских голосов) Танеев написал на слова Фета, чрезвычайно популярного у композиторов последней трети XIX века поэта. Два из них — «В дымке-невидимке» (соч. 17, № 8) и «Люди спят» (соч. 17, № 10) — я пою в концертах, записал на пластинку, рекомендую для изучения своим старшекурсникам, так как считаю эти романсы чрезвычайно удавшимися композитору. Удивляет то, что он так мало написал на стихи Фета, в то же время этот факт сам по себе красноречив: особый колорит, прозрачная атмосфера, теплота и певучесть лирики Фета требовали от композитора таких же качеств. И они — были, но проявиться вовне им «разрешалось» нечасто.

К выдающимся откровениям отечественной вокальной лирики относится романс «В дымке-невидимке». Скупыми, строго выверенными средствами композитор рисует мечтательную, очищенную от приземленных чувств картину, «озвучивая» ее как художник-акварелист.

Романс не имеет вступления, что не часто встречается у Танеева,— его заменяет октавный повтор звука ля-бемоль, как будто композитор решил заранее не раскрывать всю прелесть мелодии:

В дымке-невидимке выплыл месяц вешний,

Цвет садовый дышит яблоней, черешней.

Две одинаковые мелодические фразы как бы вопрошают: я нравлюсь вам? На словах «Так и льнут, целуя, тайно и нескромно» тоже две одинаковые фразы, только вторая звучит на терцию выше, еще восторженнее, как бы убеждая: «Ну конечно же, конечно». Этот удивительный диалог проходит на протяжении всего романса. Простая, но выразительная фактура аккомпанемента целиком подчинена нежной, ласковой мелодии голоса, при повторении дублируемой пианистом; в конце же она вновь повторяется в фортепианной постлюдии, создавая впечатление невесомости, покоя, гармонии.