Забытые опылители - [14]
В ожидании кораблей, готовых принять их на борт
Цветы предлагают своим опылителям множество поразительно разнообразных форм, красок и ароматов, призванных привлечь их к спрятанному вознаграждению. Здесь изображено 13 видов устройства выбранных произвольно цветков, призванных иллюстрировать огромное богатство их форм.
Неважно, сколько я читал о Галапагосских островах до того, как сам попал на этот знаменитый архипелаг. Романтические представления ещё продолжали плавать у меня в голове, когда я впервые ступил на их вулканические побережья. Я прибыл туда с группой студентов и профессоров, чтобы совместно изучить характер биогеографического районирования по всей цепи из 45 островов, ставших знаменитыми благодаря Дарвину, но стройные картины, уже сложившиеся у меня в голове, быстро превратились в хаос. Моё путешествие туда проходило в 1973 году, значительно раньше, чем Очарованные острова превратились в Мекку для экотуристов. Сегодня острова ежегодно осаждает более 25000 увешанных камерами «туристо», и уже разрабатываются планы постройки роскошных отелей.
Моё внимание было всецело посвящено растениям, которые колонизировали береговые линии Галапагосов, но я с удивлением увидел, какой пустынной была земля в действительности. Выбравшись с борта «Кристобаль Кэрриер» на причал Эквадорской службы национальных парков, я оглядывал сверкающие чёрные, мокрые от прибоя лавовые потоки на острове Фернандина. Там мне подумалось о том, насколько лёгким было моё путешествие по сравнению с тем, что совершали семена, клубни, насекомые, птицы и рептилии, когда «выиграли в лотерею» случайное расселение на большое расстояние — с материковой Южной Америки в сторону архипелага. Но, так или иначе, они прибыли на эти дальние берега, чтобы основать здесь размножающиеся популяции.
Я предполагал, что из-за того, что Галапагосы находятся так близко к экватору, каждый из островов будет представлять собой обособленный, но всё же буйно-зелёный тропический рай. Я воображал береговые линии, покрытые ковром зелени и усеянные крупными цветами кричаще-ярких расцветок, которые посещают всевозможные сверкающие бабочки и колибри. Неважно, сколько раз я читал об иссушающем воздействии Гумбольдтова течения, или о трудностях расселения с ближайшего материкового массива, лежащего на расстоянии в 500 миль, я всё ещё пребывал в шоке от суровой действительности. Неудивительно, что Герман Мелвилл назвал их Los Huerfanos — «Островами сирот» — за их скудную флору, которая на большинстве островов вызывает такое ощущение, что они населены исключительно бродягами, жертвами кораблекрушения из мира ботаники.
Вместо того, чтобы обнаружить здесь целую радугу красок цветков, которая ассоциировалась у меня с дикими тропическими цветами, я раз за разом наблюдал одни и те же мелкие белые и жёлтые цветки. Вместо замысловатых цветков на длинных ножках, глубоко специализированных к посещению их строго определёнными животными-опылителями — цветков вроде орхидей и геликоний, которые я наблюдал в низинных тропических лесах по побережью Эквадора — я видел мелкие кубки, чаши и колокольчики неспециализированных видов, открытые для кого угодно. Рядом с ними были свисающие серёжки ветроопыляемых колонистов — и никакого сногсшибательного шоу призёров садоводческой выставки для местного флориста. Я понюхал воздух на мысе Эспиноза, но не уловил ни малейшей нотки приятных ароматов цветочного мира: мои ноздри получили лишь укол насыщенного солью морского бриза.
Мы высадились на берег рядом с невысокими мангровыми зарослями, полными хрипло кричащих пеликанов. Зелёная морская черепаха бултыхалась в окружённом натёками лавы углублении, ожидая следующего прилива; её беспомощность на некоторое время привлекла наше внимание. В том месте, когда мы забрались на массивный натёк чёрной, как смоль, лавы пахоэхоэ и аа возрастом менее двухсот лет, я был поражён тем, насколько мало я увидел животных, посещающих цветы, распустившиеся на чахлых кустах, кактусах и осоках, торчащих на крохотных лоскутках скудной вулканической почвы. Я заметил пауков, змей и ящериц, но ничего и близко похожего на колибри, бражников или других бабочек. Может быть, подумалось мне, растения здесь являются «сиротами» в другом смысле? Они выглядели так, словно у них не было опылителей, способных соединить цветущее растение с его ближайшим сородичем.
Разнообразие опылителей на Галапагосах действительно замечательно мало. Пионерные однолетние растения на пляжах поблизости опыляются ветром, как марь и спороболюс, или в какой-то мере способны к самоопылению, как это характерно для диких томатов, когда не хватает опылителей. Кроме томатов, лишь немногие дикие цветы вроде ипомеи, сезувиума и хлопчатника должны всецело полагаться на пчелу-плотника Дарвина (Xylocopa darwini) — единственный аборигенный вид пчёл на архипелаге. Бабочки, которые часто направляют отбор в сторону появления ярких розовых, жёлтых, оранжевых или голубых цветков, душистых и обладающих длинной трубкой, представлены в крылатом бестиарии Галапагосов лишь двумя местными видами.
