Забытые - [7]
Чемодан Лизы, затерявшийся среди цветастых летних платьев, толкают со всех сторон. Женщины орудуют локтями, чтобы быстрее войти в помещение. «Зачем же торопиться в тюрьму?» – спрашивает себя Лиза, с подозрением поглядывая на эту наивную спешку. Двое охранников у двери выполняют первый этап проверки, с тем чтобы потом можно было приступить к регистрации личности. Слышатся покорные ответы, но есть и те, кто отказывается смириться с неизбежным, тычет в нос полицейскому медицинскую справку, свидетельствующую о больной печени или почке; есть среди собравшихся и такие, кто угрожает своими связями наверху. Женщины успокаивают себя как могут, говорят сами с собой. «Комиссар пообещал, что после войны меня сразу же освободят», – хвастается одна. «Я уверена, что беременна, – признается другая. – Это должны принять во внимание. Меня отпустят».
Перед Лизой остается уже не более десятка женщин. Она думает о том, что могло бы помешать ей войти в это змеиное гнездо. Никто не знает, что их ждет. Увы! Она не может найти ни одной причины, которая препятствовала бы ее аресту, и крепко сжимает ручку чемодана, как будто ища у него поддержки. В чемодане лежат завернутые в простыню предметы первой необходимости: зубная щетка, миска с ложкой, одежда.
Голоса церберов звучат все громче и громче. Часы бьют пять вечера. Погода угрожающе портится. На терпеливую толпу, постоянно пополняющуюся новыми женщинами, обрушивается ливень. Две тысячи слабеньких птичек с промокшими крылышками. «Здесь ошибка, я не немка! Я родилась в Эльзасе, когда он был немецким, но теперь это Франция, видите, у меня французские документы», – пытается объяснить маленькая немолодая женщина, стоящая в очереди перед Лизой. «Тут я решаю, кто немец, а кто нет, мадам, – отвечает ей комиссар, дежурящий у входа в помещение. – Следующая». Лиза протягивает свои документы. Комиссар молча их изучает. «Ножи, ножницы есть?» – следует вопрос. Она вынимает из чемодана миниатюрные ножницы в красном кожаном футляре.
Их подарила ей мама, когда Лизе исполнилось пятнадцать лет, в надежде, что дочь пойдет по ее стопам и тоже станет модисткой. Комиссар передает конфискованный предмет охраннику, стоящему у него за спиной; тот хватает ножницы и торопливо делает пометку в бумагах. Лиза никогда не дорожила этими ножницами, просто пользовалась ими, вот и все. Но теперь, когда она увидела их среди множества различных предметов, сваленных в кучу, ей показалось, что ее лишили части прошлого.
За ее спиной закрываются тяжелые двери. Лиза переступает порог стального храма со стеклянным сводом, отражающим свет. Видно, что в помещении много дыма и пыли. Лиза, внезапно охваченная страхом, проходит вперед по изогнутой дорожке из пихтового дерева, которое под воздействием солнечных лучей насыщает воздух своим запахом. Вокруг возвышаются два яруса кирпичных трибун, и Лизе кажется, будто она на спектакле.
К ней подходит доктор, заглядывает ей в рот, просит покашлять. Отмечает в огромном списке: «Пригодна». Затем обращается к эльзаске, стоявшей перед Лизой: «Любой может заплатить за медицинскую справку о раке груди, мадам. Пригодна». Лиза вглядывается в лицо этой женщины. Ей за пятьдесят, она говорит по-французски без малейшего акцента. Дорожка из гладкого дерева становится тропинкой слез и растерянных взглядов.
Лизе протягивают тиковый чехол и охапку соломы, чтобы его набить; она тащит все это за собой, пытаясь найти свободное пространство. Лучшие места на трибунах заняты. Одежду уже развесили, и на нижние ряды, где женщины собрались маленькими группками, падают тяжелые капли. Некоторые набили матрасы таким количеством соломы, что теперь не могут на них лечь – постоянно соскальзывают вниз. Вид мокрых женщин, скатывающихся со своих тюфяков, совсем не кажется Лизе забавным. Она бросает вещи в облако пыли, которая тут же садится на ее мокрые волосы. В длинном платье, прилипшем к телу, Лиза похожа на купальщицу в костюме начала века, стоящую посреди свинарника.
Зимний велодром,
15 мая 1940 года
Любимый мой,
где ты? Я писала тебе сегодня утром. Я была уверена, что страдаю, но какой же я была тогда сильной, сколького не знала! С тех пор все исчезло, меня привезли на Вель д’Ив[25]. Здесь стоит многоголосый шум, и в нем все теряется – даже я, словно в бушующем море. Закрывая глаза, я представляю себя на берегу далекого океана, а все эти женщины становятся чайками, дерущимися из-за добычи над рыбацкой сетью. Я пытаюсь вести себя как ни в чем не бывало, но едва сдерживаюсь, чтобы не завопить и не наброситься с кулаками на полицейских. С каждым часом мне все тяжелее это выносить. Единственное, что могло бы меня успокоить, – это твой адрес, куда я смогла бы написать. Я должна хранить эти письма при себе, я единственная, кто может их читать, и получаю в ответ кое-что похуже, чем просто молчание, – целую пропасть разлуки. Твой отъезд, на следующий день – ужасная весть о вторжении и целая неделя, полная тревоги о твоей судьбе, о судьбе человечества. А теперь это. Что творится в нашем жалком мире, дорогой? Ты не представляешь, что со мной сделали с тех пор, как я оказалась здесь. Скоро ли я отсюда выйду? Я боюсь, что мы останемся здесь, как в ловушке, что нам не избежать судьбы мышей, с которыми играет кошачья лапа. Мне страшно, Луи. За тебя я боюсь еще больше, чем за себя. Ты разбираешься в политике, но совсем не умеешь пить горячий кофе из жестяной кружки и не обжечь при этом пальцы. Не обожгись, Луи, мой Луи. Без тебя меня нет.
Фидель Кастро, Саддам Хусейн, Рухолле Мусави Хомейни, Слободан Милошевич, Ким Чен Ир, Усама бен Ладен – рядом с именем каждого диктатора можно написать женское имя, и не одно. Саддам Хусейн предпочитал блондинок и всегда получал желаемое. Фидель, у которого было столько любовниц, сколько сигар, сумел пробудить в завербованной ЦРУ Марите Лоренц такое чувство, что она не смогла вылить яд в его бокал… У бен Ладена было столько жен, сколько только позволяет ислам, пока одна из них не потребовала развода…
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.