Забытое время - [83]

Она пошарила глазами по спальне. Смотреть особо не на что — вот разве только фотографии: школьные портреты Чарли и Томми на стене (Джейни узнала снимок из газеты) и на тумбочке у постели. Композиция в рамочке: малыш ковыляет по полу к молодой красавице, распахнувшей объятия; в ушах у красавицы золотые обручи.

— Это в тот день, когда Чарли научился ходить, — пояснила Дениз, заглядывая Джейни через плечо. — Сначала один-два шажка, а потом всю комнату одолел. Кажется, будто он идет ко мне, но на самом деле к брату — брат у меня за спиной. Чарли брата боготворил.

Джейни опять посмотрела на снимок. Она и не сообразила, что это Дениз. Взяла другую фотографию.

Томми прыгает с деревянного плота. Любительский снимок, но фотограф поймал и блеск солнца на воде, и грубо срубленные бревна плота. Томми застыл в воздухе, раскинув ноги; Джейни узнала эту гримасу чистого восторга. Она знала это лицо. И не могла отвести глаз.

Дениз посмотрела на фотографию.

— Это у дома на озере. Мы раньше каждое лето ездили. — Голос печальный. — Томми этот дом обожал.

— Я знаю, — ответила Джейни. — Ноа рассказывал.

— Да? Правда?

— Говорил воспитателям, что это были его любимые каникулы, — сказала Джейни.

Слова на миг застряли в голове, и она подождала, когда придет ревность. Но смотрела на эту фотографию, хранившую самую суть радости Ноа, и ревности не было. Что-то другое затопило ее — благодарность. Здесь, с Дениз, у него была хорошая жизнь; только сейчас Джейни сообразила, что ей не удается отделить эту жизнь от ласкового, жизнерадостного мальчика, который родился у нее.

Дениз мягко забрала фотографию и поставила на тумбочку.

— Когда пора было возвращаться, он рыдал в три ручья, — задумчиво сказала она. — «А когда мы опять приедем, мама? Когда мы опять приедем?» И так до самого дома. Всех нас до белого каления доводил.

— Я себе представляю, — ответила Джейни. — Он очень привязчивый. Всегда такой был.

Но что значит «всегда»? Когда началось «всегда»?

— Мы уже сколько лет там не были. — Глаза у Дениз затуманились. — Может…

Идея замерцала в воздухе миражом озера, куда прыгает блондинистый мальчик. Джейни отвела глаза от ребенка на фотографии; это как-то чересчур сложно. Фантазия поблекла, не успев облечься в слова.

— Вы какая-то очень спокойная, — заметила Джейни. — С учетом обстоятельств.

— Спокойная, — усмехнулась Дениз. — Ну… Мы же друг друга не знаем.

— Это правда.

В гостиной раздался взрыв хохота.

— Пойду-ка я к ним, — сказала Дениз. — В доме толпа людей. И что-то они слишком развеселились. У нас же тут все-таки похороны.

Улыбка задирала уголки ее губ лишь чистым усилием воли. Дениз пригладила волосы, хотя из пучка не выбился ни один.

— Хорошо. Но… еще одно…

Дениз постояла, подождала. Внутри Джейни бурлили вопросы; невозможно их больше сдерживать.

— Что, если Ноа не сможет все это перерасти? И захочет поселиться здесь насовсем? Как он насовсем хотел на озеро?

Дениз стиснула губы.

— Все нормально будет с вашим сыном. Его мама любит его как ненормальная.

— Мама-мам, — сказала Джейни.

— Что?

— Я мама-мам. Мама были вы. Он так вас называл.

Дениз опасливо нахмурилась. Зря я это, подумала Джейни. Ладно, слово не воробей.

— А как же ваш сын?

— С Чарли тоже все будет нормально, — ответила Дениз, но без уверенности. Кажется, ей уже не терпелось сбежать.

— Я про другого сына.

Как-то иначе надо было; ну а как это сказать? Что вы думаете об этой истории? — вот что хотела спросить Джейни. Что все это значит?

Она как будто на сломанный палец наступила. Глаза Дениз полыхнули огнем:

— Томми умер.

— Я знаю. Я знаю. Но…

— Нет.

— Но ведь Ноа…

— Кто-то другой, — свирепо рявкнула Дениз. Глаза ее горели. — Он ваш сын.

— Да. Да, он мой сын, но… но вы же видели? Вы сами сказали, что его воспоминания… вроде бы настоящие. Они и есть настоящие. Правда же? И кости были… — Джейни потрясла головой.

Никак не сказать то, что хочется сказать.

Дениз поморщилась; солнце исполосовало ей лицо.

— И, в общем… — жалобно промямлила Джейни, поскольку остановиться уже не могла. — Вас это утешило? Помогло вам?

Дениз не ответила. Стояла под солнечным лучом, что кипел кружащейся пылью. Завороженная и бесконечно потерянная; Джейни вдруг устыдилась, что спросила.

— Не знаю, — медленно произнесла Дениз.

— Ну, просто… вы как будто что-то знаете.

— Да ну? — Тут Дениз засмеялась. — А я-то как бы надеялась — может, что-то знаете вы.

И тогда они засмеялись хором — необоримый, беспомощный смех, от которого у Джейни свело живот; они обе хохотали над шуткой, которую сыграла с ними вселенная. Длилось это долго — Джейни и не ожидала; в конце концов обе попятились, ловя ртом воздух. У Дениз из глаз лились слезы; она руками провела по щекам.

— Ох батюшки. Они решат, что я тут себе все глаза выплакала, — сказала она, и слова ее легли тенью.

— Я им не скажу.

— Да уж будьте добры.

Они переглянулись. Между ними есть связь, но в этой истории каждая одинока.

— Я, наверное, пойду, — неуверенно сказала Джейни. — Пока Ноа не съел все брауни.

Дениз отерла глаза салфеткой.

— Да ладно, пусть развлекается.

— Вы забыли, что такое четырехлетка, переевший сахара. Это же маньяк в миниатюре.