Джин была потеряна, а теперь и Билли был в джунглях, ища Кэннона, а возможно даже мертв от руки Кэннона, как Кэннон умертвил Смолла. Уилсон и Кэннон — это они инициировали все дела, что пошли не так.
Смолл. Да благословит его Бог. Без его вмешательства, он и Билли все еще были бы заложниками. А возможно, и мертвыми. Кэннон был, конечно, более склонен к убийствам, но Уилсон был лишь незначительно лучше него.
Эти, так сказать, заметки на полях были всем, что удерживало Хенсона от того, чтобы выпустить пулю в сердце Уилсона и поведать Богу, что тот умер.
Так что, когда настала глубокая ночь, Хенсон в темноте, время от времени слышал какое-то движение, а также и несколько винтовочных выстрелов. Несмотря на то, что у Билли была винтовка, Хенсон боялся за него. Он ждал, что Кэннон вот-вот вернется, но тот не появлялся. А однажды леопард прошел очень близко к нему.
Хэнсон смог увидеть его желтые глаза, светящиеся в темноте, как демонические лампы. Глаза наблюдали за ними в течение длительного времени, и Хэнсон стал настолько встревожен под их пристальным взглядом, что уже собрался пустить пулю между ними, но не смог заставить себя убить животное, даже если это была самой большой угрозой — пристально глядящий желтоглазый демон. Он смог бы более легко убить Кэннона и Уилсона, чем животное, которое он не собирался есть.
Всю ночь Хенсон боялся заснуть, в ожидании, что враг может подкрасться к нему и уложить его, но он зря беспокоился. Ученый был настолько заряжен страхом, ненавистью и разочарованием, что не чувствовал себя сонным вообще.
Он часто думал о Джин. У него было мало надежды, что она осталась жива. Если бы она была захвачена, а не убита сразу, то у её похитителей для нее полагалось что-то особенное, и Хэнсон обнаружил к своему ужасу, что мог представить себе множество вариантов, ни один из которых не был утешительным.
Он никогда не должен был позволять ей приезжать сюда. Это была его вина. Все это. Смерть Смолла. Вероятная смерть Ханта. Носильщики, умерщвленные штормом или захваченные в плен. Билли там, в джунглях, возможно, тоже уже мертвый от руки Кэннона.
И Тарзан. Смолл сказал, что Тарзан был жив, но, возможно, он сказал это, чтобы позлить Кэннона. Для того чтобы заставить его думать, что вещи происходят не совсем по его плану.
Это было ошибкой. Тарзан, живой или мертвый, был больным местом Кэннона, и вероятность того, что он мог быть жив, загнала Кэннона в гнев. Бешенство, ставшее результатом того, что он перерезал Смоллу горло.
При мысли об этом сейчас, палец Хенсона вспотел на спусковом крючке винтовки. Он хотел, чтобы Уилсон заплатил. Ему также хотелось, чтобы и Кэннон заплатил. И Уилсон, хотя тот и так был здесь. Это было бы так легко. Одно маленькое нажатие. Один выстрел. И все было бы кончено. Человек выбыл из популяции.
Это было так заманчиво.
Хенсон посмотрел на бедного Смолла. Ранний утренний свет усилился, и ученый смог увидеть ужасную рану в горле Смолла. Рана была покрыта мухами, каждая из которых боролась за свое место. Муравьи ползали по лицу Смолла и его открытым глазам. Хенсон вспомнил последние слова Смолла и вдруг понял их.
Смолл не хотел умирать, или оставаться здесь, в джунглях, в одном нижнем белье. В каком-то смысле, это была глупая вещь, о которой не следовало беспокоиться, но в другом, это являлось последним желанием умершего сохранить свое достоинство.
Хенсон встал, возвышаясь над Уилсоном, и винтовкой ткнул в его голову. Уилсон посмотрел на него.
— Хорошо, — сказал Уилсон. — Продолжай. Ты ждал всю ночь. Продолжай. Брось уже размышлять и просто сделай это.
Хенсон помолчал в течение долгого момента. — Это слишком легко, — сказал он наконец. — Это то, что я хочу, но это слишком просто. Я собираюсь освободить тебя, и хочу, чтобы ты отдал свои штаны Смоллу поносить.
Уилсон внимательно поднял взгляд на Хенсона. — Чего-чего?
— Ты слышал меня, — сказал Хенсон. — Я собираюсь развязать тебя. Снимай штаны. Если ты попытаешься бежать, я наделаю в тебе полно дыр. Мне бы это только понравилось. Понял?
— Этот мужик уже мертв. Для чего ему нужны штаны?
— Потому что он не хотел умирать так, и я не хочу, чтобы он лежал в таком виде.
— Он уже покрыт муравьями. Эта вещь не для него. Голос Хенсона был столь же резким, как бритва. — Это важно для меня. Перевернись на живот.
Уилсон перекатился на живот. Хенсон использовал нож, который он взял из поклажи, и освободил руки и ноги Уилсона. Он отступил назад и указал своей винтовкой. — Ты снимешь их, или нет, — сказал Хенсон. — Так или иначе, я надену их на Смолла.
— У меня есть дополнительные штаны в той поклаже, что ты нес, — вспомнил Уилсон. — Возьми ему эту пару. Я думаю, что, возможно, они и так принадлежали ему или тому второму парню. В любом случае. Как там его? Хант?
— Нет, — сказал Хенсон. — Ты снимешь свои. Снимай рубашку, тоже.
Уилсон снял штаны и рубашку и бросил их Хенсону.
— Хорошо, — сказал Хенсон. — Теперь сядь.
Уилсон, одетый только нижнее белье и обувь, сделал так, как ему было приказано. Хенсон собрал разрезанные части веревки. Их было еще достаточно, чтобы связать Уилсона снова. Он бросил Уилсону длинный кусок веревки. — Свяжи себе ноги. Я проверю, чтобы ты сделал это правильно. Если ты этого не сделаешь, я не буду доволен.
