— Думай, как считаешь нужным, — сказал Тарзан, и вместе с этим он запрыгнул на дерево и начал подниматься. К тому времени, когда Хант понял, что происходит, человек-обезьяна нашел толстую лозу и качнулся на ней сквозь обширное пространство джунглей.
Хант вскочил, схватился за ветку и поднялся на дерево, куда перед этим взобрался Тарзан, вскарабкавшись вверх, цепляясь обеими руками, и перебирая ими по очереди. Когда он достиг достаточной высоты, он начал искать подходящую ветку, с помощью которого собираться перебраться на ближайшее дерево, но не увидел ни одной. Он решил, что ему придется перепрыгнуть на ветку, что росла на некотором расстоянии. Хант оттолкнулся ногами и прыгнул. Его ботинки скользнули по ветвям, и человек промахнулся по своей цели.
Он упал с небольшой высоты, прежде чем небольшая отломанная ветка ударила его, проткнув пояс и оставив человека болтаться вниз головой, словно игрушку на рождественской елке.
Когда Хант забился изо всех сил, он решил, что это путешествие по дереву только с виду выглядело значительно легче, чем было на самом деле. Он почувствовал себя очень глупо, висящим, словно огромный фрукт, и парень попытался отыскать опору. Он трудился так в течение некоторого времени, и пока он барахтался, орда любопытных обезьянок, что пришла сюда поесть фруктов, с напряжением наблюдала за ним.
Через некоторое время, обезьяны начали болтать и прыгать вверх и вниз, явно в восторге от его затруднительного положения. Весь этот эпизод заставил Ханта огорчился и почувствовать себя неловко. Ведь не было ничего хуже, чем банда обезьян, что высмеивает вас.
Или, возможно, было.
Обезьяны, устав от его выходок, начал бросать в него фрукты, и, наконец, все больше обезьян включилось в игру, а некоторые из них принесли тяжелые орехи, чтобы бросать их. Они швыряли их в голову и тело Ханта. Обезьяны оказались очень хорошими стрелками и обладали сильными руками.
Хант стал настолько разъярен, что снова начал дико бороться. Он был поражен тем, насколько быстро мог проклинать обезьян. Слова вылетали из его рта и неслись вместе в уникальных комбинациях.
Обезьяны, однако, не были впечатлены. Они посылали свои собственные проклятия, и если бы Хант понимал язык обезьян, он нашел бы их столь же изобретательными, как его собственные.
Ветка, зацепившаяся за пояс Ханта, треснула и сломалась, и бедолага полетел вниз в хоре крика обрадованных обезьян.
Он ударился о землю, но, к счастью, дерн был устлан перегнившей листвой, и Ханту удалось отделаться лишь царапинами. Когда он поднялся на ноги и огляделся в поисках признаков Тарзана, вокруг никого не было. Человека-обезьяны не было уже давно.
— Да, как он это делает? — громко произнес Хант.
Вокруг раздавались только звуки птиц и визг обезьян, которых, как решил для себя Хант, он ненавидит. Он подумал, не было ли обезьянки Тарзана посреди них. Может быть, та даже спровоцировала остальных в деле швыряния плодов.
Потом он подумал о льве. Что делать, если лев вернется, а Тарзана не будет рядом? Будут ли в силе все договоренности, тогда?
Если не одна вещь, то другая. Или третья.
Раздраженный, Хант решил закончить сушку своей влажной одежды. Он снял её и растянул на камнях, и вновь одетый только в свои трусы, носки и обувь. А затем начал срывать и есть ягоды, на которые указывал Тарзан.
Теплое солнце заставило его почувствовать себя хорошо, и пока он ел, Хант попытался определить свой следующий план действий. Одно было ясно. Деревья не для него.
Проклятые обезьяны.
***
Когда буря закончилась, и дождь прекратился, Смолл был слишком измучен, чтобы двигаться. Он лежал, пока солнце не взошло высоко, задремал и, затем, проснулся — несчастный в своей мокрой одежде.
Смолл выполз из своего укрытия и огляделся. Никто не пытался больше стрелять в него. Никто не пытался съесть его. Он решил, что начало было хорошим.
Джунгли были густыми, поэтому солнечный свет давал мало тепла. Смолл снял одежду и отжал из нее воду, развесив её на ветвях и оставшись лишь в мокром белье и обуви.
Он прошел короткое расстояние, пока не нашел брешь в листве над головой и постоял там, пытаясь осмотреться, глядя вверх через ветви при ярком свете полудня. Затем, на одной ветке, он увидел то, что заставило его желудок сжаться.
Пантера медленно и скрытно двигалась вниз, слезая с высокого дерева.
— О, Боже, — подумал Смолл. — Она заметила меня!
Смолл рванулся в дикой побег через джунгли, оставив свою одежду позади. Он не осознавал, что был почти голым, пока не промчался, продираясь сквозь густые джунгли, расстояние в пол мили. К тому времени он был исцарапан, истыкан и усеян синяками и кровью.
Но в, то, же время, пантера, совершенно не подозревая о Смолле, прыгнула на реальную цель своей охоты. Большую и красочную птицу, сидящую на гнезде с кладкой яиц. Птица была быстро проглочена в вихре криков и дикого шелеста красных и желтых перьев.
Пантера взобралась на ветку, чтобы насладиться птицей, перьями и всем остальным. Она ел медленно, поглядывая и на второе блюдо. Покрытые пухом птенцы яркой птицы аккуратно лежали в гнезде, не обращая внимания на свою судьбу.
