Забытое царство Согд - [8]

В один из дней, уходя от советника, царица велела ему установить потайную дверь, ведущую на задний двор. Она могла бы приходить сюда незамеченной.

С того дня они жили ожиданием новой встречи. Но частые свидания могли вызвать кривотолки. И вот однажды к Ферузу явился молодой слуга с вестью:

– Царица ждет досточтимого советника в своих покоях. Мне велено проводить вас.

– Она больна? – невольно воскликнул Феруз.

– Госпожа имеет здоровый вид.

С волнением в душе зодчий накинул на свои широкие плечи легкий плащ из пурпурного бархата и явился в покои царицы. Хозяйка сидела в мраморном кресле, покрытом ковром. Завидев Феруза, Фарангис завела речь при служанках, которые стояли у входа.

– Я вызвала почтенного советника, чтобы поведать ему о своем желании украсить комнату. Все здесь устарело – и колонны, и эти росписи, и потолок. Они уже не радуют глаз. Что скажет главный зодчий? – на миг в глазах Фарангис вспыхнула улыбка и тотчас погасла, словно испугавшись болтливых служанок.

Феруз огляделся вокруг: здесь ему не доводилось бывать. В женские покои позволялось входить только правителю либо тому, кого вызовет сама царица.

-  Я согласен, – заговорил зодчий, – что покои царицы следует оживить мягкими тонами. Эти – слишком ярки. А что касается колонн, то их трогать нельзя, иначе крыша дворца обрушится. Хотя некоторые из них можно было бы убрать, они не служат опорой, а комната станет просторнее. Потолок я украшу резными узорами. 

-  Твой замысел мне по душе. Сегодня же приступай к делу. Однако я не стану торопить тебя, потому что работа в спешке не может быть хорошей. И  прежде чем начать, я сама явлюсь к тебе, и ты покажешь мне свои эскизы.

– Как скажете, госпожа, я к вашим услугам. – и главный зодчий поклонился, снова заметив на лице Фарангис радость.

МУКИ

Минуло два дня, и царица уже сидела рядом с Ферузом в его комнате и слушала стихи. А после они вели беседы обо всем, что когда-то видели и слышали. И опять царская особа не сводила томного взгляда с советника супруга. Теперь-то у зодчего не осталось ни доли сомнения: царица влюблена в него. Иначе бы никогда не явилась сюда, в его скромные чертоги. И сила ее чувств столь велика, что страх и стыд перед ними бессильны. «До чего она прекрасна благодаря своей душе!» – мысленно восхищался он.

Ее смелое поведение придало ему силы, и теперь он без всякого стеснения любовался ее милым ликом. Все черты лица Фарангис были миниатюрны: губы, изящный носик, красиво очерченные брови. Феруз искренне любовался ими. И в какой-то миг их взоры сошлись, они оба застыли, лишь глаза их горели, да и сердца бились, точно перед сражением.  

Первой опомнилась Фарангис, подумав: «Все-таки я царица, и у меня есть супруг и долг перед страной… Что же я делаю?!» Мысль обожгла пурпуром ее лицо, в тот же миг она резко поднялась и молча удалилась.

Царица неслась по парад-ной лестнице дворца, ругая себя: «Какой позор! Как я смела так низко опуститься?! Пусть муж равнодушен ко мне, тем не менее, это не может служить оправданием. Нет-нет, я не смею, это непростительная слабость, и она должна скоро пройти, иначе я погублю себя. Я  найду в себе силы уберечь свою честь!»

Едва она вошла в дворцовый зал, как увидела супруга. От страха лицо царевны побелело. С подданными, облаченными в охотничьи одежды, царь после краткой молитвы шел к выходу. Все знатные мужи в кольчугах и с повязками вокруг лба имели веселые лица. Царь удивленно спросил:

– Откуда ты идешь и почему у тебя такое лицо? Кто-то принес дурную весть?

Фарангис, с трудом улыбнувшись, ответила:

– Что-то мне нездоровится. Была в саду, дышала свежим воздухом. Не помогло. Сейчас вызову лекаря. Вы собрались на охоту? И на кого же?

– На этот раз наверняка будет опасно. Ведь мы идем на леопарда. Но, уверен, я смогу его победить!

Царевна с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться, зная, что ее супруг герой лишь на словах.

– Неужели ты один бросишься на хищника? – все же усмехнулась жена, задев тем самым самолюбие царя.

С его лица сошла улыбка, и он сухо ответил:

– Если я захочу, то могу и на тигра пойти один. Но я в ответе за страну.

После этих слов царь развернулся и вместе со свитой удалился из дворца.

Фарангис вернулась в свои покои, сказав служанкам: «Оставьте меня одну». Затем она растянулась на широкой кровати, не переставая думать о Ферузе: «Я найду в себе силы и более не появлюсь в комнате зодчего. Это решено».

Не желая думать о поэте, царица взялась за вышивание узоров в кругу трех служанок, которых позвала на тахту. Каждая должна была придумать свой орнамент. И лучшую работу царица обещала поощрить золотой монетой. При этом Фарангис непрестанно вела с ними беседу, а девушки рассказывали ей забавные истории из жизни простолюдинов. Госпожа тоже решила их поразвлечь. Она отложила шитье в сторону и принялась читать им истории из «Калилы и Димны»* . Это были притчи и басни из жизни животных. Молодых девушек так увлекли эти истории, что они забыли о шитье, и их иглы застыли в руках. После каждой истории Фарангис объясняла девушкам их поучительный смысл.

Второй день царица провела с дочерьми в саду, затем отправилась в храм и возле алтаря долго читала молитвы из Авесты. А ночью, когда осталась в своих покоях одна, ее вновь стали одолевать мысли о Ферузе. Перед глазами возник его облик. Ее сердце забилось сильнее, а душа потянулась к нему: только там – среди его рисунков, стихов и бесед – она чувствовала себя самой счастливой в мире. Будь ее воля, она осталась бы с ним навечно. Нет, царица не имела права думать о такой любви. Но как избавиться от этого наваждения?